Он не был беден. Когда ему нужны были деньги, он вытаскивал из-под рубашки одну или две золотые монеты, зашитые в широкий полотняный пояс. Это были его сбережения. Мы долго бродили по улицам, чтобы выбрать ювелирный магазин или лавку перекупщика, и он украдкой входил в нее, боясь, как бы его не схватили. Позже я узнала почему: евреям вменили в обязанность носить желтую звезду, пришитую к одежде. Он написал мне свою фамилию на куске бумаги, которую потом сжег: Виктор Крулак. Он был евреем из Латвии, родился в Антверпене, где, как его отец и дед, работал шлифовальщиком драгоценных камней.
— Вы ходили в школу?
— Да.
— А кто готовил еду? Жеф?
— Да. Особенно ему удавалось жареное мясо. Он не носил звезды и все время боялся. В комиссариатах ему устраивали всякие неприятности, потому что он не мог предъявить бумаги, необходимые для удостоверения личности. Один раз его отправили в какой-то сумасшедший дом, потому что приняли за безумного, но на следующий день он оттуда сбежал.
— Он хорошо к вам относился?
— Да. Он боялся меня потерять. Я уверена, что он думал, будто это Бог послал ему меня. Нас два раза не пропускали через границу, но тем не менее ему удалось попасть в Париж, и он снял меблированную комнату с маленькой кухней, сначала в районе Сакре-Кер, а потом в Сент-Антуанском предместье.
— Он не работал?
— В этот период нет.
— Как он проводил свои дни?
— Он бродил по улицам, наблюдая за людьми, учился читать по их губам, понимать их язык. Однажды, уже в конце войны, он вернулся домой с фальшивым удостоверением личности — наконец-то его многочисленные попытки увенчались успехом. Теперь он официально звался Жефом Клаасом, а я была его внучкой. Мы сняли квартиру побольше, недалеко от Ратуши, и туда стали приходить люди, давать ему работу. Сейчас я их уже бы не смогла узнать. Я ходила в школу, стала барышней, поступила продавщицей в ювелирный магазин на бульваре Бомарше.
— Это старый Жеф нашел вам место?
— Да. Он работал для разных ювелиров, производил починку, приводил в порядок старинные изделия.
— Таким образом вы и встретили Барийара?
— Да. Годом позже. Как торговый представитель он должен был приходить к нам раз в три месяца, но стал приходить чаще и в конце концов пригласил меня в кафе. Он был красивый, очень веселый, всегда в хорошем настроении. Он любил жизнь.
— Он знал, что вы внучка Жефа?
— Я сказала ему это. Поскольку он хотел жениться на мне, то попросил представить его дедушке. Мы поженились и стали жить вместе с Жефом в маленьком домике в Фонтэне-су-Буа.
— Вы никогда не видели там Пальмари?
— Нашего бывшего соседа? Не могу этого сказать… не помню. Фернан приводил иногда товарищей, приятных людей, которые любили посмеяться и выпить.
— А старик?
— Он проводил большую часть времени в хижине с инструментами, в глубине сада, где Фернан устроил ему мастерскую.
— Вы никогда ничего не подозревали?
— А что я могла подозревать?
— Скажите, мадам Барийар, у вашего мужа нет привычки вставать по ночам?
— Он никогда не встает.
— И не выходит из квартиры?
— А зачем?
— Вы пьете перед сном какую-нибудь настойку?
— Иногда из вервены, иногда из ромашки.
— Прошлой ночью вы не просыпались?
— Нет.
— Можете вы сводить меня в вашу ванную?
Ванная была небольшая, но довольно кокетливая и веселая, выложенная желтыми плитками. Над раковиной было углубление с аптечкой. Мегрэ открыл ее, осмотрел несколько флаконов, а один оставил в руке.
— Это вы принимаете такие таблетки?
— Я даже не помню, что это такое. Они стоят здесь Целую вечность. Ах да, припоминаю! Фернан страдал бессонницей, и один приятель посоветовал ему принимать это лекарство.
Этикетка на флаконе была новая.
— Что случилось, господин комиссар?
— Случилось то, что прошлой ночью, как и в другие ночи, вы приняли, не зная того, несколько таких таблеток вместе с вашей микстурой и спали крепким сном.
Тем временем ваш муж поднялся за Жефом в мансарду и спустился с ним в подвал.
— В подвал?
— Да, там была устроена мастерская. Он ударил его куском свинцовой трубы или каким-нибудь другим тяжелым предметом, а потом подвесил старика к потолку.
Она вскрикнула, но не лишилась чувств, наоборот, бросилась в гостиную и пронзительно закричала:
— Это неправда, скажи, Фернан! Это неправда, что ты так поступил со старым Жефом?
Любопытно, что к ней вернулся ее фламандский акцент.
Мегрэ немедля увел Барийара в кабинет и сделал знак Жанвье, чтобы тот следил за молодой женщиной. Прошлым вечером они сидели в том же кабинете, но теперь поменялись местами. Сегодня комиссар восседал на вращающемся кресле торгового представителя, а тот сидел напротив него.
— Это подло, — проворчал хозяин кабинета.
Что подло, Барийар?
— Беспокоить женщин. Если у вас есть вопросы, вы могли бы задать их мне, не так ли?
— Вам я не стану задавать никаких вопросов, потому что заранее знаю ответы. После нашего вчерашнего разговора вы решили, что необходимо заставить окончательно замолчать того, кто представлял собой слабое звено вашей компании. После Пальмари — Виктор Крулак, иначе говоря, Жеф Клаас. Бедный человек с расстроенной психикой, готовый сделать что угодно, только бы не расставаться с маленькой девочкой, которая в день Страшного Суда вложила свою ручку в его руку. Вы подлец, Барийар!
— Благодарю вас!
— Видите ли, бывают разные подлецы. Некоторым, как, например, Пальмари, я могу пожать руку. Вы принадлежите к самому плохому сорту подлецов, вам нельзя посмотреть в лицо, не почувствовав желания плюнуть.
И комиссар действительно сдерживался.
— Ну, давайте дальше! Я уверен, что мой адвокат будет в восторге.
— Через несколько минут вас отвезут в камеру предварительного заключения, и, конечно, сегодня днем или будущей ночью, а может быть, завтра мы возобновим этот разговор.
— В присутствии адвоката.
— Сейчас мне надо нанести один визит, который, по-видимому, будет долгим. Вы догадываетесь, о ком я говорю. В общем, от этого визита будет в значительной степени зависеть ваша судьба. Потому что, поскольку Пальмари ликвидирован, на вершине пирамиды остались только двое: Алина и вы. Мне теперь известно, что вы собирались уехать при первом удобном случае, потихоньку реализовав драгоценности Манюэля. Алина… Фернан… Алина… Фернан… Когда вы снова будете сидеть напротив меня, я уже буду знать, кто из вас двоих — я не скажу виновен, потому что виновны вы оба, — кто из вас двоих зачинщик этой двойной драмы. Поняли?
