Мы побежали по указанному адресу, но ничего, кроме
эмалированных кастрюль, не нашли. Впрочем, по тем временам и они были
редкостью, поэтому, обвесившись покупками, мы были довольны. Потом желание
иметь такой прозрачный чайничек поутихло. Но позавчера я заглянула в
хозяйственный и ахнула. Возле кассы стоял он, тот самый, с красной крышечкой.
Вернее, емкостей для кипячения воды там была куча: от крохотных до ведерных, и
все как одна стеклянные, с пурпурным верхом. Испытав острый приступ ностальгии
по давно ушедшим счастливым дням детства, я мигом сделала покупку и сейчас
смотрела, как со дна вверх поднимается цепочка мелких пузырей.
Телефон зазвенел, я схватила трубку.
– Записывайте, – сухим, почти ледяным тоном
проговорил Мишка, – вы меня слышите?
Ага, значит, говорит из кабинета и хочет, чтобы находящиеся
вокруг люди не знали, с кем он разговаривает.
– Вам следует обратиться по адресу: улица Столпера,
девять, квартира двенадцать.
– Господи, где же это находится?
– Не имею понятия, – отрезал Козлов и, не
попрощавшись, отсоединился.
Я кинулась на улицу. В «бардачке» моих «Жигулей» есть атлас
Москвы.
Вожу я машину не так давно и делаю это пока не слишком
уверенно. По незнакомому маршруту предпочитаю не ездить, но, если уж жизнь
заставляет, сначала прокладываю путь по карте.
Улица Столпера, к огромной радости, оказалась совсем рядом,
шла между Смольной и Зеленой, буквально в пяти минутах езды от нашего дома.
Сев в «копейку», я, старательно соблюдая все правила, заняла
место во втором ряду справа и покатила вперед. Так, сейчас доберусь до
разворота, не забыть включить мигалку… Некоторые люди, например, Катя и Сережка,
едут совершенно спокойно да еще болтают за рулем на разные темы, я же так не
могу, все мое внимание приковано к дороге, и дистанцию с впереди идущей машиной
я держу максимальную. На тех водителей, в основном мужчин, которые, обгоняя мои
«Жигули», вертят пальцем у виска, я не обижаюсь. Просто представляю, как бы они
выглядели за арфой, кстати, заднее стекло моей «копейки» украшено надписью
«Извините, еду, как могу», и большинство водителей улыбается. Ну а идиот – он
везде идиот, не только на дороге.
Возле дома Нади нашлось лишь одно место для парковки, но
туда нужно было заезжать задом. Я же пока не умею выполнять этот трюк, поэтому
просто оставила автомобиль на соседней улице и быстрым шагом вернулась к
светлой блочной башне, точь-в-точь такой, как та, где живем мы с Катюшей.
У подъезда настороженно гудела толпа, и сразу было понятно,
что произошло нечто из ряда вон выходящее. Прямо на тротуаре белела «Скорая
помощь». Вернее, автомобиль с глухими железными дверьми и красным крестом на
крыше. «Труповозка» – такое малопоэтичное название носит в народе этот
кабриолет. Рядом припарковались два «рафика» с надписью «Милиция» и серая
«Волга».
– Что случилось? – спросила я у женщины с
болезненно-отечным лицом, сидевшей на лавочке чуть поодаль от входа.
– Надька Колесникова из двенадцатой померла, –
равнодушно ответила баба, – сейчас выносить будут.
– Да ну, – всплеснула я руками, – не может
быть! Надя! Из двенадцатой! Какой кошмар! Только утром мы разговаривали!
– Знаете ее? – спросила тетка, ощупывая мое лицо
какими-то больными глазами с воспаленными белками.
– Вот жалость, – вздыхала я.
– Подруга, что ли?
– Нет, комнату она мне сдать обещала.
– Надька?
– Ну да, а чего странного? Хорошие деньги даю, целых
пятьдесят долларов.
– Интересно, – протянула баба, – у ней однокомнатная!
Я прикусила язык. Да уж, не слишком удачный придумала я
повод, но отступать было поздно.
– Не знаю, она сказала, что сама живет у мужа, а…
– Кто? – перебила меня бабища. – Кто живет у
мужа?
– Надежда.
– Какая?
– Колесникова, из двенадцатой квартиры, –
терпеливо ответила я, – она сказала, что ее супруг работает
шофером-дальнобойщиком.
– Это ты все перепутала, – заявила тетка, – у
Надьки Колесниковой никакого супружника не было и нет, одна жила, ну, ходили к
ней всякие парни… Но это ж не мужья. Ты небось с Нинкой из тринадцатой
говорила. Вот у ней и Лешка водилой служит, и комната есть свободная в
коммуналке, там раньше бабка проживала, да померла. Вон Нинка стоит, видишь, у
подъезда, в красном платье? Ну, та, которая ревет? С Надькой Колесниковой они
дружили, ишь как убивается!
Я послушно подошла к довольно полной блондинке и тронула ее
за плечо.
– Простите, Нина.
– Да, – шмурыгнула носом толстушка, – слушаю…
– Нам надо поговорить…
– Вы из милиции?
Я секунду поколебалась, потом решительно сказала:
– Да. Вы вроде дружили с покойной?
В этот момент толпа, зашевелившись, вздохнула и подалась
назад. Из подъезда вышли два мужика в коротких голубых халатах, они несли
необычные оранжевые носилки, похожие на гигантскую мыльницу без крышки. Внутри
лежал черный пластиковый мешок, наглухо застегнутый на «молнию».
– Ох, горюшко, – всхлипнула Нина, – ой беда,
ой подружка моя дорогая, что же ты наделала!
Женщина принялась судорожно тереть глаза. Я осторожно
спросила:
– Может, сядем вон там, на пустую лавочку…
– Не надо, – неожиданно спокойно ответила
Нина, – лучше поднимемся ко мне, дома хоть нормально поговорим.
Глава 5
Мы поехали наверх, устроились на кухне, заставленной и
захламленной. Чего тут только не было. Отчего-то подключены были сразу две
стиральные машины: «Вятка-автомат» и «Канди», на подоконнике теснились банки,
пустые бутылки, чашки и электромясорубка. На обеденном столе без признаков
клеенки или скатерти лежали куски хлеба, открытая пачка масла, пакетики с
растворимым кофе «Пеле», записная книжка и расческа, из которой торчали клочки
седых волос. Впрочем, уже через секунду в кухню вбежала грязная серенькая
собачка, и я поняла, что это не волосы, а шерсть.
– Давно вы знакомы с Колесниковой? – строго
спросила я официальным тоном.
Нина вздохнула:
– Дай бог памяти, в дом этот въехала году в 1983м,
родители тут квартиру получили. Мне было четыре года…
