– Прошмандовка, – припечатала баба Лена, –
гулящая. Через день нового мужика вела. Накрасится, кудри начешет, духами
обольется и топает на каблучищах или на машинах приезжает… Автомобили все
дорогие, парни чванливые, мимо пройдут – головы не наклонят, и Сонька сама
летит – фыр-фыр, словно и незнакомы. Гордая слишком была с соседями
здороваться, куда нам до нее, со свиным рылом в калашный ряд…
– И все мужики такие?
– Один только был приличный, на «Жигулях» стареньких
ездил, зимой появился, уж не упомню, когда. В декабре, что ли! Я с внучком у
подъезда гуляла, смотрю, машина подкатила. Вываливается Сонька, а с ней парень.
Дошли до меня, мужик так вежливо и произносит: «Здравствуйте».
Баба Лена прямо растерялась от неожиданности. На следующий
день она, вооружившись для надежности палкой, побрела в аптеку. Идти предстояло
далеко, на проспект, киосков с лекарствами в округе полно, но только в
государственной аптеке можно получить необходимое по бесплатному рецепту.
Старуха, боясь упасть на покрытом льдом тротуаре, медленно
проползла через двор. Вдруг рядом остановились «Жигули», высунулся вчерашний
Сонькин кавалер и спросил:
– Куда собрались, бабуля?
– В аптеку, сынок.
– Садитесь, подвезу.
Удивленная невероятным вниманием, баба Лена влезла в
«Жигули» и вмиг была доставлена сначала по нужному адресу, а потом домой.
– Вот какой воспитанный, – вздыхала
старушка, – а изменился он с зимы по весну!
– Почему?
Баба Лена пожала плечами.
– Кто его знает, может, Сонькино влияние. Дурное
завсегда хорошее перешибет, как ни старайся. Плохому быстро учатся.
– Нет, вы не поняли. Почему вы решили, будто он
изменился?
– А и решать нечего, все было видно.
Всю зиму баба Лена не встречала приветливого парня. Сонька
приводила все время мужиков, но других, а вот в марте опять приехал этот, в
стареньких «Жигулях». Баба Лена обрадовалась и встретила мужика как родного.
– Здравствуй, сынок, давненько я тебя не видела.
Но еще недавно вежливый, хорошо воспитанный человек,
уткнувшись носом в воротник дубленки, прошмыгнул мимо нее в подъезд, не сказав
ни слова. Потом он начал довольно часто появляться и каждый раз старательно
прикрывал лицо. Сначала воротником дубленки, потом плаща, затем натянул на
голову кепку с огромным козырьком и черные очки. И больше он никогда не
здоровался, не подвозил бабу Лену и не улыбался. Ну а потом разнесся слух, что Соньку
Репнину прирезал хахаль, и к бабе Лене пришли из милиции, показали несколько
карточек, и старуха из кучи снимков безошибочно выбрала тот, где был запечатлен
парень, подвозивший ее в аптеку.
– А вы уверены, что зимой и весной видели одного и того
же человека? – осторожно поинтересовалась я.
– Конечно.
– Отчего вы так решили?
– А кому другому быть? Высокий, плечистый,
блондинистый… и машина одна.
– Какая?
– «Жигули», точно знаю, у зятя такая.
– Цвет?
– Синий, нет, черный, нет, коричневый, –
запуталась бабка, – словом, темный.
Я молча вышла на улицу и села на лавочку у подъезда. Синий,
черный, коричневый, просто темный цвет… Не слишком точные показания. И еще одно
– у Володи никогда не было дубленки, следовательно, он не мог идти к подъезду в
марте, пряча лицо в воротник овечьего полушубка. Значит, это был не Вовка! Но
если не он, то кто?
Глава 10
Домой я возвращалась в расстроенных чувствах, открыла дверь
и ахнула. Прихожая и видневшийся вдали коридор были вымыты, нет, выскоблены,
натерты до блеска, и по квартире разливался упоительный аромат мясного
наваристого супа.
– Эй, есть кто здесь живой? – крикнула я.
– Мы тут, – раздался многоголосый хор.
Я вошла на кухню и обнаружила за огромным столом кучу
народа: Лиза, Кирюшка, Маша Гаврюшина, Саша Кротов… Дети опять притащили
одноклассников. У плиты, завязав косынкой волосы, суетилась Ксюша, увидев меня,
она слегка покраснела.
– Уж извините, похозяйничала без вас. Открыла
холодильник, обеда нет, ну и сварила, что сумела, из того, что в заморозке
нашла.
Я уставилась на восхитительно пахнущий суп и горку ароматных
котлет, посыпанных зеленью с чесноком. В холодильнике лежали только обрезки,
купленные мной для собак.
– Небось устали? – заботливо поинтересовалась
Ксюша и, ловко неся огромный живот, достала тарелку. – Садитесь скорей,
котлет попробуйте. Правда, мясо не ахти было, но свежее, только жилистое.
Я молча проглотила три котлетки. Как, интересно, она
ухитрилась сделать такую вкуснотищу из бросового продукта?
Дети тоже молча орудовали в тарелках. Собаки сыто щурились
на диванчике.
– Надо с ними выйти, – вздохнула я.
На улице опять начинался дождь, и перспектива прогулки
совершенно не радовала.
– Уже сходила, – весело возвестила Ксюша, – я
люблю животных. Вот та, толстенькая, – она ткнула пальцем в осоловевшую
Мулю, – сначала на меня рычала, но, как мясо попробовала, мигом
успокоилась, такая продажная оказалась.
Выпалив последнюю фразу, Ксюша радостно расхохоталась. Ее
веселый, какой-то детский смех прокатился по кухне. Встречаются иногда такие
светлые, чистые люди, от одного присутствия которых окружающим становится
хорошо.
Я невольно улыбнулась и, запихивая в себя четвертую котлету,
пробормотала:
– Тебе нельзя так утомляться, еще и полы мыла.
– И белье постирала, – влез Кирюшка, – и из
моей комнаты весь мусор выволокла.
– Не делай больше этого, – велела я, –
отдыхай перед родами.
– Ерунда, – отмахнулась Ксюша, – вы целый
день заняты, а я получаюсь лентяйка-нахлебница. Не могу сидеть сложа руки. Эх,
жаль, спиц нет.
– Ты вяжешь?
– Как машина, – ответила Ксюша, – жилетку за
три часа.
– А шарлотку печь умеешь? – с набитым ртом
поинтересовался Кирюшка.
– С каким кремом? Ванильным или шоколадным?
– Не знаю, – растерялся Кирка, – Лампа вообще
без крема делает, просто бисквит с яблоками.
– А ты испеки и с таким и с таким, – посоветовала
Лиза.
