Я побрела к метро, с трудом передвигая ставшие отчего-то
каменно-тяжелыми ноги. Интересно, почему цыганки, гадающие у вокзалов, и
попрошайки, получающие подаяние, мигом вычисляют мой незамужний статус? Уже у
входа в метро, толкая огромную деревянную дверь, я неожиданно подумала:
«Господи, сколько же раз мне еще будет чудиться Володька?..»
…Наталья Константиновна сидела в своем кабинете. Увидев
меня, она слегка нахмурилась, но потом мгновенно взяла себя в руки и нацепила
улыбку:
– О, дорогая, что случилось?
Наверное, встреча, происшедшая у метро, сильно задела меня,
потому что я плюхнулась без приглашения на стул, вытянула ноги и отчетливо
произнесла:
– Врунья!
– Кто? – оторопела Наташа.
– Ты!
– Да как ты смеешь…
– Запросто, – прервала я ее, – запросто смею.
Зачем сбрехала, что муж Ани Веревкиной моряк?
– А он кто?
– Летчик. И еще ты сказала, якобы она уехала в
Североморск…
– Ну, точно.
– Хватит лгать, Аня живет на Сахалине, и ты об этом
великолепно знаешь.
– Но с чего ты это взяла?
– С того. Она привозила тебе банку красной икры, а ты,
когда Анечка помешала тебе совершить самоубийство, в знак благодарности
шмякнула сувенир о стенку. Правда, Веревкина сказала, будто это выглядело даже
красиво – красные икринки на обоях… Только, наверное, ей все же было обидно.
Тащила из такой дали жуткую тяжесть!
– Но, – побледнела Наташа, – но откуда…
– Нет ничего тайного, что не стало бы явным, –
отчеканила я, – знаю все и понимаю, как ты не хочешь моей встречи с твоим
супругом, но, увы, она состоится. А ну говори, где он живет?
Наташа отвернулась к окну. Повисло молчание. Потом
директриса с абсолютно спокойным видом вытащила сигареты и равнодушно обронила:
– С Михаилом мы в разводе.
Голос ее звучал нейтрально, но на шее у нее быстро-быстро
билась голубая жилка, и я поняла, что она с трудом сдерживает волнение.
– Где он сейчас живет, точно не знаю.
– Опять врешь.
Наташа дернулась.
– В подобном тоне я больше не стану поддерживать
разговор.
– Хорошо, – ответила я, вставая, – тогда прощай.
Наташа, не ожидавшая столь легкой победы, не сумела сдержать
возгласа удивления:
– Уходишь?
– Да, – спокойно ответила я, – отправляюсь
восвояси, но скоро вернусь, правда, не одна.
– А с кем? – тихо поинтересовалась Наташа.
Я вздохнула.
– Конечно, не хочется доставлять тебе неприятности, но
у бедного майора Костина, того самого, что обвиняют в убийстве Репниной, есть
ближайший друг, почти брат… Криминальный авторитет, из солнцевских. Милый такой
мужчина, два метра ростом и двести кило весом. Пусть он с тобой побеседует.
Кстати, хочу предупредить: прятаться бесполезно, под землей достанет…
Наташа, вертевшая в руках карандаш, невольно сжала кулак,
раздался сухой треск. Я пошла к двери.
– Погоди, – прозвучало за спиной, – я и
впрямь не знаю, где он теперь.
– Я это уже слышала…
– Но в апреле жил на Болтовской улице, в доме восемь,
квартира семьдесят четыре… Вместе со своей матерью.
– Спасибо, – вежливо сказала я и вышла.
На улице начинался дождь. Собираясь в ГУМ, я не взяла
машину. В центре, возле Красной площади, трудно найти место для парковки, а на
метро я добираюсь до «Площади Революции» всего за пятнадцать минут. Зато теперь
придется весь день пользоваться общественным транспортом, и зонтика нет…
Быстрым шагом я пошла к метро. Я хорошо знаю, где Болтовская
улица, там находится мастерская по починке струнных инструментов, и в прежние
годы, учась в консерватории, я иногда привозила туда свою арфу. Добравшись до
«Павелецкой», я прошла по Валовой и нырнула в третью арку. Насколько помню,
этот двор проходной, и я сильно сокращу путь.
Дом номер восемь высился среди маленьких трехэтажных домов,
словно огромный океанский лайнер среди речных трамвайчиков. Серый, с колоннами
и эркерами, он выглядел импозантно, несмотря на облупившийся фасад и
потемневшие оконные рамы.
В просторном подъезде вполне можно было играть в крикет,
зато лифт отсутствовал, а семьдесят четвертая квартира оказалась под крышей.
Тяжело отдуваясь, я влезла на шестой этаж, поискала глазами
нужную дверь, но не нашла ее, и тут за стеной раздался скрип, потом лязг, и в
самом дальнем углу площадки открылось нечто, больше всего похожее на лаз в
лисью нору.
– Ищете кого? – любезно спросила женщина.
– Да, – ошарашенно сказала я, – семьдесят
четвертую квартиру, думала, она тут, на последнем этаже, но что-то не вижу где.
А, простите, там, откуда вы вышли, что?
Дама рассмеялась и поставила на пол набитую хозяйственную
сумку.
– Лифт.
– Лифт? Но где же шахта?
– Пристроили снаружи, знаете, так иногда делают, стеклянный
стакан, в котором ходит кабина.
– Но внизу, в подъезде, нет входа в него, там только
дверь в одну квартиру…
Женщина снова заулыбалась.
– Вы первый раз к нам пришли, да?
Я кивнула.
– В подъемник можно попасть только со двора, на втором
и первом этаже в подъезде не сделали двери, а начиная с третьего… Вот смотрите…
И она распахнула маленькую дверь, открывавшую нечто, больше
всего похожее на вход в подземелье, куда скользнула за кроликом Алиса, чтобы
попасть в Страну чудес.
– А семьдесят четвертая квартира там, – показала
любезная дама на крохотную узкую лестницу, ведущую вверх.
– На чердаке?
– Ну, в нашем доме такое помещение называется
мансарда, – пояснила тетка, – хотя вы, конечно, правы. Чердак он и
есть чердак. Потолок у Лариных на голове висит.
– У кого?
– Ну, у Ольги Петровны, ее фамилия Ларина. Вы что, не
знаете, к кому идете?!
– Вообще, не к ней…
– Да? – удивилась соседка, гремя ключами у
квартиры с номером семьдесят три. – А к кому?
– К Михаилу.
