– Но отчего вы решили, что ваш сын гемофилик? –
изумился Самуил Михайлович. – Пока это здоровый…
– Именно пока, – бурчал Андрей, – брат
Лидиной матери заболел в четырнадцать лет.
– Пубертатный возраст способствует развитию
заболеваний, – пробормотал Шнеерзон, – такое, конечно, случается, но
редко, поверьте моему пятидесятилетнему опыту, ваш сын…
– Вот что, доктор, – перебил Андрей, –
мальчик нам не нужен. Помогать нам некому, особых денег нет, Лидка поет в
ресторанах, я гроши приношу. А с инвалидом придется жене дома сидеть, с голода
подохнешь!
– Но он здоров!
– Пока! Дорастим до четырнадцати лет и – пожалуйте,
инвалид на руках.
– Но…
– Разговор окончен.
– Но зачем она рожала, почему не сделала аборт?
Андрей хмыкнул:
– Я детей люблю и хочу их иметь, но только девочек.
– Женщина – носительница дефектного гена!
– Плевать, сама-то здорова! Инвалид мне не нужен!
Шнеерзон смотрел на Салтыкова во все глаза, Андрей спокойно
пояснил:
– У Лидии в животе могла быть дочь? Ну зачем же аборт
делать?!
В шестидесятом году на вооружении медиков еще не было
аппарата для ультразвукового исследования, и пол ребенка акушер узнавал только
после появления младенца на свет.
– Значит, всем все понятно? – спросил Салтыков и,
не дожидаясь ответа, вышел.
– … – рявкнул всегда корректный и подчеркнуто вежливый
Шнеерзон. – Извините, Зиночка, по-другому не сказать.
– Разделяю ваше мнение, – прошептала
педиатр, – ребенок ведь здоров.
– Ну, насчет подросткового возраста этот мерзавец
прав, – вздохнул Самуил Михайлович, – хотя гемофилию, как правило,
видно сразу, но описаны случаи, когда она поднимает голову в пубертат.
Обязательно четко укажите в карточке мальчика причину отказа. Так и запишите:
семейная гемофилия.
Зиночка выполнила указание начальника, но первого «своего»
малыша никак не могла забыть, мальчик просто стоял перед глазами. Однажды
Зиночка под каким-то предлогом напросилась в дом малютки номер 148, куда
поступали отказные дети из их клиники. Очень уж ей хотелось узнать, что с
мальчиком.
Директриса обрадовала доктора. Младенца взяла семейная пара.
Приемных родителей предупредили об угрозе заболевания, но те отмахнулись:
– Чему быть, того не миновать, – и забрали
мальчика. Будущая его мать очень плакала, у нее несколько месяцев назад умер
малыш.
Зинаида Самуиловна успокоилась и начала уже забывать эту
историю, но она неожиданно получила продолжение.
Заступая на очередное дежурство и просматривая карточки
поступивших ночью будущих мамаш, педиатр похолодела. «Лидия Салтыкова» – стояло
на одной.
Зина ринулась в родовую и успела как раз вовремя. Лида
только что произвела на свет отличного, красивого, здорового младенца… девочку.
На следующий день Зинаида Самуиловна поднялась в палату и
села на кровать к Салтыковой. Та умилялась, глядя, как новорожденная «обедает».
– Неужели не жаль сына? – тихо спросила
педиатр. – Вдруг его бьют, морят голодом, а?
У Лидии в лице что-то дрогнуло, но она стойко выдержала
удар.
– Надеюсь, ребенку хорошо, – спокойно отрезала
она, – в нашем государстве сироту не обидят, а если вы будете продолжать
нервировать меня, я напишу жалобу в Минздрав!
Зинаида ушла и с тех пор старательно гнала прочь любые мысли
о мальчике. В отличие от Лидии педиатр хорошо знала, что в детских домах часто
творится тихий ужас, а приемные родители тоже бывают разные.
Представьте теперь удивление Зинаиды Самуиловны, когда
спустя несколько лет она, придя в гости к одной из своих знакомых, наткнулась
на Лидию Салтыкову, явившуюся туда же. Возле Лидии было три девочки. Неожиданно
доктора разобрала злость, дождавшись, пока гости, закусив, разбрелись по
квартире, она подошла к Лиде, курившей на лестнице, и ехидно осведомилась:
– Не помните меня?
Лидия спокойно улыбнулась:
– Извините, но за день я столько людей встречаю.
– По-прежнему поешь в ресторане?
– Давно уже нет, – продолжала как ни в чем не
бывало Лида, – теперь выступаю с концертами.
– Значит, пробилась?
– Можно сказать, что да, – ответила Салтыкова.
Она выглядела прекрасно, лет на двадцать пять, не больше… От
нее чудесно пахло незнакомым, горьким ароматом, косметика была безупречна,
одежда явно приобретена за границей, а над волосами поработала не тетя Нюра из
ближайшей парикмахерской… Внезапно Зинаиде Самуиловне стало жарко, и она
прошептала:
– Сколько же мальчиков ты сдала государству, пока
родила троих девочек?
В глазах Лиды заплескалось нечто, похожее на страх.
– Это вы?
– Я, – кивнула Зинаида Самуиловна.
– Девочки не мои, – тихо ответила Лида.
Зинаида вздернула брови.
– Да ну?
– Вера моя, – поправилась Репнина, – вы тогда
ко мне в больнице в палату приходили, когда она на свет появилась, а Галя и
Тоня – неродные, но так получилось, что живут со мной.
– А-а, – протянула Зинаида Самуиловна, –
ясненько теперь, значит, с тем мужиком, ну, которому больной ребенок не был
нужен, ты развелась?
Лида молча кивнула.
– Правильно, – одобрила доктор, – неприятный
тип!
Неожиданно Лидочка ухватила ледяными пальцами руку Зинаиды
Самуиловны:
– Господи, это все он, Андрей, я не хотела оставлять
мальчика, а он настаивал, требовал, говорил: «Брошу, если домой принесешь!»
– Нормальная женщина решит эту ситуацию в пользу
ребенка, – жестоко заметила Зинаида.
– Боже, ну какая я тогда была женщина, –
воскликнула Лида, – сама ребенок запуганный да еще любила Андрея до
умопомрачения, вот и пошла у него на поводу… Да если хотите знать, все время
сейчас мучаюсь, что с ним, как живет, ест ли досыта. – Она махнула рукой,
потом то ли закашлялась, то ли заплакала.
Внутри Зинаиды Самуиловны шевельнулось что-то слегка похожее
на жалость.
