Утром я решила немного поспать. Торопиться было некуда,
домоуправление работало только с трех, к тому же погода располагала к
времяпрепровождению в кровати. Из серых, низко висящих над Москвой туч сыпался
мелкий, противный дождь, резко похолодало. «Лето закончилось, так и не
начавшись, тепла уже не будет, пора доставать с антресолей зимнюю
обувь», – вяло подумала я, уютно сворачиваясь калачиком под теплым одеялом
из овечьей шерсти. Толстая Мулечка заползла в кровать и прижалась теплой,
нежной шерсткой к моему животу. Рейчел шумно вздыхала в углу, Рамик сопел в
кресле, кошки, сбившись вместе, лежали в пледе, и только неугомонная Ада
носилась по коридорам взад-вперед, изредка принимаясь лаять. Слушая, как ее
лапки стучат когтями по полу – цок, цок, цок, – я мирно задремала.
– Эй, Лампа, – раздалось над ухом, – дай
денег.
От неожиданности я села, и Муля свалилась на пол, сопя от
справедливого возмущения. У кровати стояла Лиза.
– Лизавета, – строго спросила я, глядя, как
мопсиха карабкается на кровать, – ты почему не в школе? Заболела? И зачем
тебе деньги? Между прочим, за завтраки давно заплачено, а на метро куплен
проездной. И вообще, детям твоего возраста деньги не нужны!
Лиза хмыкнула.
– Лампуша, ты просто мастодонт. Это в твои времена
детишкам не давали больше пяти копеек, а сейчас кое у кого кредитные карточки
есть. И вообще, ты хоть помнишь, что завтра надо Ксюшу из больницы забрать?
– Нет, – потрясенно ответила я, – почему
завтра? Она же только что родила!
– Теперь быстро выписывают, – сообщила
Лиза, – ты купила одежду для новорожденного?
– Нет, – пробормотала я, – забыла.
– Так я и знала, – вздохнула Лизавета, – ну
не понесет же Ксюня бедного ребенка завернутым в полотенце? И вообще, нам еще
понадобятся кроватка, коляска, бутылочки, соски, словом, чертова уйма вещей.
Между прочим, где она будет жить? Если сразу устраивать ее в Володиной
квартире, то там нужно убрать, майор вечно бардак устраивает и никогда
пепельницы за собой не вытряхивает. Кстати, когда он возвращается из
командировки?
– Не скоро, – буркнула я, влезая в халат.
– Давай деньги, в «Детский мир» поеду, – не
успокаивалась Лизавета.
– Погоди, – вздохнула я, – отправимся вместе,
только сначала заглянем к Володе.
Мы взяли ключи и открыли квартиру майора. В прихожей, на
зеркале, стояла полная окурков пепельница, вторая нашлась в комнате, а третья
на бачке унитаза. Вытряхнув бычки и тщательно вымыв керамические пепельницы, я
с тоской осмотрела жилище. Майор редко бывал дома и совершенно не придавал значения
уюту. Занавески так и не повесил, а от всех наших с Катей попыток сделать это
самим отмахивался, приговаривая:
– Когда в комнате темнота, будильник не слышу.
От ковра он тоже отказался, мотивируя свое нежелание
покрывать пол просто:
– Ну его, палас этот, его же пылесосить придется.
Квартира Костина и раньше выглядела не слишком уютно, но
сейчас показалась мне совершенно брошенной и несчастной, как собака, потерявшая
в толпе хозяина. Очевидно, Лизавета испытала те же чувства, потому что она
прошептала:
– Пусть лучше Ксюня у нас первое время поживет, а сюда
переберется, когда Володя приедет.
Я кивнула, и мы быстренько вернулись назад. Прежде чем идти
в «Детский мир», следовало пересчитать наличность. Деньги я храню в оранжевом
пластмассовом чемоданчике размером с коробку из-под печенья. Когда-то он служил
упаковкой для новогоднего подарка, на крышке изображены цифры 1997 и надпись:
«Поздравляем!» Обнаружив в загашнике шесть тысяч, я отсчитала четыре бумажки по
пятьсот рублей. Двух тысяч должно хватить с лихвой на обновки для младенца.
Правда, я еще ни разу не приобретала одежонку для младенца и не знаю цен, но не
может же пеленка с одеяльцем стоить дорого!
Не успели мы войти в «Детский мир», как Лиза кинулась к
прилавку:
– Ой, какие зайчики!
Я вздохнула. За последние три месяца Лизок сильно выросла и
превратилась в симпатичную девушку. Я едва достаю ей до плеча, а джинсы девочки
велики мне почти на два размера, да и кроссовки она носит сорокового номера.
Молодые люди теперь поглядывают на Лизавету с большим интересом, но она не
замечает их. В ней все еще живет крохотная семилетняя девчушка, радующаяся
игрушкам.
– А мишка, вон тот, розовый, – причитала
Лиза, – давай купим для маленького?
– Сначала вещи, – остудила я ее пыл, – а
потом посмотрим.
Поднявшись на второй этаж, мы подошли к длинному прилавку. В
глазах зарябило от голубых, желтых, зеленых крохотных вещичек. Да, похоже,
проблем с приобретением «прикида» не будет.
– Что вам показать? – вежливо поинтересовалась
продавщица.
– Сейчас, – ответила я, вытаскивая список, –
значит, так! Одеяло шерстяное.
– Для мальчика, – перебила Лиза, – самое
лучшее, самое качественное! Это новорожденному в подарок!
Продавщица кивнула и выложила на прилавок сразу несколько
мохнатых пледов. Два мы с Лизой отвергли сразу. Стопроцентная синтетика,
правда, весьма удачно косящая под шерсть, еще один, на этот раз натуральный,
был слишком тонким, зато последнее одеяло было то, что надо, – толстое,
уютное, мохнатое, нежно-голубого цвета, по краям шла кайма: беленькие мишки и зайчики.
– Это, конечно, – заявила Лиза.
– Правильный выбор, – одобрила продавщица.
Потом мы с упоением принялись рыться в горе пеленок,
распашонок и шапочек. Никогда бы не подумала, что можно получить такое огромное
удовольствие, перебирая крохотные одежки. Наконец устав, мы подвинули к
терпеливо стоящей девушке гору одежды:
– Вот, берем.
Появился калькулятор, и, пока девчонка подсчитывала итог, я
сказала:
– Сейчас возьмем это и пойдем смотреть кроватку с
коляской.
– И розового мишку, – добавила Лизавета.
– Ладно, – кивнула я, – так и быть, купим
мишку.
– Семь тысяч четыреста двадцать два рубля восемь
копеек, – мило улыбаясь, прощебетала продавщица, протягивая выписанный
чек, – касса в центре зала.
– Сколько? – ошарашенно спросила я. – Семьсот
сорок два рубля? Так много?
Лизавета дернула меня за рукав:
– Пошли.
