К трем часам сотрудники прокуратуры, человек десять, закончили осмотр места преступления, вышли из дома Жориса, открыли садовую калитку и направились к четырем машинам, окруженным зеваками.
— Наверно, здесь много уток! — сказал заместитель прокурора господину Гранмэзону, окинув взглядом местность.
— Этот год неудачный, а вот в прошлом году… Мэр бросился к первой тронувшейся машине:
— Остановимся на минутку у меня, хорошо? Жена ждет нас…
Мегрэ оставался последним, и мэр, желая казаться вежливым, сказал ему:
— Вы поедете с нами, разумеется…
В домике капитана остались только Жюли и две женщины, а у дверей полевой сторож ждал фургон из морга, чтобы отвезти тело в Кан.
В машинах обстановка уже напоминала возвращения с похорон, которые, в хорошей компании, заканчиваются превесело. Мегрэ неудобно сидел на откидном сидении. Мэр объяснял заместителю прокурора:
— Если бы это зависело только от меня, я жил бы тут круглый год. Но моя жена недолюбливает деревню, поэтому в основном мы живем в нашем доме в Кане. Жена только что вернулась из Жуен-лё-Пен, где провела месяц с детьми.
— Сколько лет теперь старшему?
— Пятнадцать.
Портовые служащие смотрели на проезжающие машины. Вскоре на дороге, ведущей в Лион-сюр-Мэр, показалась вилла мэра: большой дом в нормандском стиле, окруженный лужайками с белыми оградами и фаянсовыми фигурками зверей. Госпожа Гранмэзон, в платье темного шелка, встречала в прихожей гостей со сдержанной улыбкой дамы высшего света. Дверь в гостиную была открыта. На столе в курительной были приготовлены сигары и ликеры. Все знали друг друга: здесь собралось небольшое избранное общество Кана. Горничная в белом переднике принимала пальто и шляпы.
— Господин судья, вы действительно ни разу не бывали в Вистреаме, хотя и живете в Кане… столько лет?
— Двенадцать лет, мадам… А вот и мадемуазель Жизель…
К гостям вышла поклониться девочка лет четырнадцати, казавшаяся уже девушкой, особенно из-за манеры держаться, очень светской, как и у ее матери… Между тем Мегрэ забыли представить хозяйке дома.
— Я думаю, после всего увиденного вы предпочтете рюмку ликера чашечке чаю… Немного коньяку, господин заместитель прокурора?.. Ваша жена все еще в Фонтенбло?..
Говорили разом со всех сторон. Мегрэ ловил на лету обрывки фраз.
— Нет, десяток уток за ночь — самое большее… Уверяю вас, совсем не холодно… Шалаш утеплен… С другой стороны:
— …сильно страдают от кризиса во фрахтовании?
— Все зависит от компании. Здесь этого не чувствуется. Ни одно судно не поставили на прикол. Но мелкие судовладельцы, особенно маленьких каботажных шхун, начинают бедствовать. Можно сказать, что в принципе все шхуны следует продать — они не окупают себя…
— Нет, мадам, — шепотом объяснял в другой стороне заместитель прокурора. — Не нужно ничего бояться. Тайна этого убийства, если таковая вообще существует, будет скоро раскрыта… Не так ли, господин комиссар? Но… вас представили? Комиссар Мегрэ, один из выдающихся руководителей уголовной полиции…
Мегрэ стоял как каменный, на лице — полное отсутствие светскости. Он как-то странно взглянул на Жизель, которая протягивала ему блюдо с пирожными:
— Нет, спасибо.
— Вы не любите пирожные?
— Ваше здоровье!
— За здоровье нашей любезной хозяйки!
Судебный следователь, высокий, худощавый человек лет пятидесяти, который плохо видел, хотя носил очки с толстыми стеклами, отвел Мегрэ в сторону:
— Разумеется, я предоставляю вам полную свободу действий. Но звоните мне каждый вечер и держите в курсе дела. Что вы обо всем этом думаете? Убийство с целью ограбления, не так ли?
И поскольку к ним подходил господин Гранмэзон, он продолжил громче:
— Вам повезло с мэром: он облегчит вашу задачу. Не правда ли, дорогой друг? Я говорил комиссару, что…
— Если он того желает, мой дом будет его домом… Я не ошибаюсь, вы остановились в гостинице?
— Да. Благодарю за приглашение, но там я ближе к порту.
— И вы думаете, что обнаружите что-нибудь, сидя в бистро? Осторожней, комиссар!.. Вы не знаете Вистреама!.. Подумайте, каково может быть воображение у людей, проводящих свою жизнь в бистро. Они готовы обвинить отца и мать, лишь бы рассказать что-нибудь позатейливее…
— Давайте не будем больше об этом говорить, — предложила госпожа Гранмэзон с очаровательной улыбкой. — Пирожное, комиссар? Действительно, не хотите? Вы не любите сладкого?..
Второй раз! Это уж слишком! В знак протеста Мегрэ чуть было не вытащил из кармана свою огромную трубку.
— Позвольте откланяться… Мне нужно разобраться в некоторых деталях дела…
Никто не пытался его удержать. В общем, его присутствием здесь не дорожили, да и он сам не горел желанием оставаться в этом доме. Выйдя на улицу, он набил трубку и медленно пошел к порту. Его уже знали. Известно было, что он пропустил стаканчик с завсегдатаями бистро, и здоровались с ним почти по-свойски. Когда он подходил к пирсу, машина с телом капитана Жориса удалялась в сторону Кана. За оконным стеклом первого этажа дома можно было различить лицо Жюли, которую женщины пытались увести на кухню.
Вокруг рыбацкого баркаса, только что вернувшегося с уловом, толпилось несколько человек. Матросы сортировали рыбу. Таможенники, опершись на парапет моста, коротали долгие часы дежурства.
— Я сейчас получил подтверждение, что «Сен-Мишель» прибывает завтра, — сказал капитан, подходя к Мегрэ. — Он три дня простоял в Фекане на ремонте бушприта…
— Скажите, он перевозит иногда сушеную тресковую икру?
— Тресковую икру? Нет. Ее привозят из Норвегии на скандинавских шхунах или пароходиках. Они не заходят в Кан, а идут прямо к портам, где ловят сардины, — в Конкарно, Сабль-д'Олонн, Сен-Жан-де-Люз…
— А моржовое масло?
На этот раз капитан вытаращил глаза!
— Это зачем?
— Не знаю…
— Нет! Суда каботажного плавания перевозят почти всегда одно и то же: овощи, особенно лук, в Англию, уголь — в бретонские порты, камень, цемент, шифер… Я справлялся у шлюзовщиков по поводу последнего захода «Сен-Мишеля». Шестнадцатого сентября он пришел из Кана как раз к концу прилива. Портовики собирались заканчивать работу. Жорис сказал, что в Фарватере было уже мало воды для выхода в море, особенно в тумане. А капитан судна настоял на том, чтобы все-таки пройти шлюз и отплыть на следующее утро прямо на рассвете. Они провели ночь вот тут, пришвартовались к сваям в передней части порта. Во время отлива судно едва не село на мель и могло отплыть только около девяти утра.
— Брат Жюли был на борту?
— Конечно! Их всего трое: капитан, он же хозяин судна, и два матроса. Большой Луи…
