А она все никак не приходила в себя, только издавала слабые стоны. Наконец приподняла голову, потом встала, все еще нетвердо держась на ногах, растерянно огляделась, увидела испачканный ковер, ложечку, стакан.
Сжав голову ладонями, она несколько раз судорожно всхлипнула.
— Значит, не зря я так боялась, сами видите… Они попытались отравить меня. А вы не хотели мне верить! Вы…
Они одновременно вздрогнули. Напрягая слух, оба застыли в неподвижности.
У самого дома, скорее всего, в саду, прогремел выстрел, за которым последовал хриплый крик.
Со стороны автострады послышался резкий, продолжительный свисток. Начали сбегаться люди. Кто-то дергал за решетку ворот. Через окно Мегрэ увидел огни электрических фонариков — инспекторы шарили лучами в темноте. Примерно в ста метрах, на вилле Мишонне, Мегрэ снова заметил хозяйку дома, поправлявшую подушку за головой мужа.
Услышав шум на первом этаже, комиссар открыл дверь. Это был Люкас.
— Шеф!
— В кого стреляли?
— В Карла Андерсена. Но он не убит. Пожалуйста, спуститесь.
Оглянувшись, Мегрэ увидел Эльзу, сидящую на краю дивана. Уперев локти в колени и стиснув зубы, она зажала подбородок между ладонями. Неподвижным взглядом уставилась в пол. Тело ее сотрясала крупная конвульсивная дрожь.
7. Две раны
Карла Андерсена перенесли в его комнату. Следом за носилками шел инспектор, держа в руке керосиновую лампу с первого этажа. Раненый не хрипел, не шевелился. Когда его положили на кровать, Мегрэ склонился над ним и увидел полураскрытые веки.
Андерсен узнал комиссара, и это, казалось, принесло ему облегчение. Приподняв руку, он тихо спросил:
— Где Эльза?
Она стояла на пороге комнаты, на лице — страх и выжидание, под покрасневшими глазами — синева.
Сценка была довольно выразительной. Карл потерял свой черный монокль, и неподвижность стеклянного протеза резко контрастировала с лихорадочно моргающим здоровым глазом.
Свет керосиновой лампы придавал всему оттенок таинственности. Инспекторы полиции прочесывали парк, под их ботинками хрустел гравий.
— По-моему, его здорово задело, — вполголоса заметил Люкас.
Она это услышала, посмотрела на бригадира, все еще не решаясь приблизиться к Карлу, который пожирал ее взглядом и пытался приподняться на постели.
Вдруг Эльза громко разрыдалась, выскочила из комнаты, побежала к себе и, дрожа всем телом, бросилась на диван.
Мегрэ жестом приказал Люкасу следить за ней, а сам занялся раненым. Привычными движениями человека, которому не внове подобные ситуации, он осторожно и быстро снял с него пиджак и жилет.
— Только ничего не бойтесь. Мы послали за доктором. Эльза у себя в комнате.
Снедаемый глубокой тревогой, Карл молчал и беспокойно глядел по сторонам, словно пытаясь разгадать какую-то мрачную тайну.
— Сейчас я вас допрошу. Но…
Комиссар наклонился над обнаженным торсом датчанина и недовольно поморщился.
— В вас всадили две пули, однако рана в спине далеко не свежая.
Выглядела эта рана ужасающе: кусок кожи размером в десять квадратных сантиметров был вырван, а мышечная ткань буквально изрублена, сожжена, вздута, испещрена полосками свернувшейся крови. Рана не кровоточила и, следовательно, была нанесена несколькими часами раньше.
И напротив, вторая — в левую лопатку — была совсем свежей. Промывая ее, Мегрэ задел и ненароком уронил на пол деформированный кусочек свинца, который сразу же поднял, разглядел и убедился, что пуля эта не от револьвера, не от пистолета, а от карабина — точно такая, как та, что убила г-жу Гольдберг.
— Где Эльза? — снова пробормотал раненый, с трудом заставляя себя не корчиться от боли и сохранять спокойное выражение лица.
— У себя в комнате. Не шевелитесь… Вы видели человека, стрелявшего в вас только что?
— Нет.
— А другого? Где это произошло?
Андерсен сощурил глаза, чуть приоткрыл рот, намереваясь ответить, но, окончательно обессилев, отказался от этой попытки.
Едва заметным жестом левой руки он дал понять, что не в состоянии разговаривать.
— Ваше заключение, доктор?
Продолжительное пребывание в полумраке действовало на нервы. Во всем доме имелись только две керосиновые лампы: одну поставили в комнате раненого, другую — у Эльзы.
Внизу зажгли свечу, освещавшую лишь половину гостиной.
— Если не возникнет непредвиденных осложнений, он выпутается. Первое ранение, действительно, тяжелое. Рана нанесена, по-видимому, вскоре после полудня или, возможно, чуть раньше. Выстрел в спину был произведен в упор из браунинга. Подчеркиваю: совсем в упор. Я даже готов допустить, что ствол пистолета упирался в живую плоть. Возможно, что пострадавший сделал какое-то обманное движение и только благодаря этому уклонился от смертельного ранения. Задетыми оказались лишь ребра. Кровоподтеки на плече и предплечье, царапины на руках и коленях — все это, полагаю, связано с этим же обстоятельством…
— А другая пуля?
— Раздробила лопатку. Необходимо хирургическое вмешательство не позднее чем завтра. Могу дать адрес одной парижской клиники. Правда, здесь недалеко тоже есть больница, но если пациент не стеснен в средствах, советую перевезти его в Париж.
— Мог ли он передвигаться после первого ранения?
— Вполне вероятно, поскольку не был поражен ни один жизненно важный орган. Так что тут все зависело от воли и энергии. И все-таки, боюсь, его плечевой сустав может остаться навсегда неподвижным.
Ночные поиски в парке не дали ничего. Позже, когда рассвело, агенты снова тщательно прочесали весь участок.
Вскоре Мегрэ вернулся в комнату Карла Андерсена. Тот встретил его со вздохом облегчения.
— Где Эльза?
— У себя. Я уже дважды сказал вам об этом.
— Почему?..
И опять датчанина охватило болезненное волнение: оно чувствовалось и в его взгляде, и в подергивании лица.
— Есть у вас враги?
— Нет.
— Попробуйте успокоиться. Расскажите мне только одно: как, где и когда вы получили первое ранение? Отвечайте медленно, щадите свои силы.
— Я поехал в дирекцию фирмы «Дюма и сыновья»…
— Но ведь вы там не были.
— Хотел быть. У Орлеанской заставы кто-то жестом предложил мне остановить машину.
Карл попросил пить, осушил целый стакан воды и, глядя в потолок, продолжал:
— Этот человек сказал, что он из полиции. Даже показал мне удостоверение, которое я не посмотрел. Он приказал мне пересечь Париж и выехать на Компьеньское шоссе. Еще он сказал, будто мне предстоит очная ставка с каким-то свидетелем.
