Том сказал:
— Он уже больше не проповедник.
Дед помахал рукой:
— Кто был проповедником, тот проповедником и останется. От этого никуда не уйдешь. Некоторые считают за честь держать при себе проповедника. Кто умрет — он похоронит. Свадьба — особенно если с ней надо поторапливаться — тоже без него не обойдешься. Родится ребенок, надо крестить, — а проповедник под рукой. Я всегда говорил: проповедник проповеднику рознь. К ним с разбором надо подходить. Этот мне нравится. Он простой.
Отец ткнул прутиком в пыль и, посучив его между пальцами, вырыл в пыли ямку.
— Тут не в том дело, хороший он или плохой, принесет он удачу или несчастье. Надо все рассчитать. Невесело это, да что поделаешь. Сейчас посмотрим. Дед и бабка — двое. Я, Джон и мать — пятеро. Ной, Томми и Эл восемь. Роза и Конни — десять. Руфь и Уинфилд — двенадцать. Еще собаки — ведь их здесь не бросишь. Собаки хорошие, пристрелить рука не поднимется, а отдать некому. Итого четырнадцать.
— Это не считая кур, которые еще остались, и двух свиней, — вставил Ной.
Отец сказал:
— Свиней я хочу засолить на дорогу. Ведь мясо понадобится. Повезем солонину в бочонках. Вот я и не знаю, куда же мы его поместим? И сможем ли мы прокормить лишний рот? — Он спросил, не поворачивая головы: — Как думаешь, ма, — сможем?
Мать откашлялась:
— Не в том дело — сможем или нет. А вот захотим ли? — твердо сказала она. — Смочь мы ничего не сможем. Если полагаться только на это, так нам и в Калифорнию не доехать. А что захотим, то сделаем. И если уж на то пошло, так наши семьи давно живут в здешних местах, и я еще не слышала, чтобы кто-нибудь из Джоудов или Хэзлитов отказывался накормить, приютить или подвезти человека, когда он просит об этом. Джоуды бывали всякие, но таких сквалыг еще не попадалось.
Отец вставил:
— А если места не хватит? — Он взглянул на нее, повернув голову набок, и устыдился собственных слов.
— Места и так не хватает, — ответила мать. — Места есть только на шестерых, а нас двенадцать. Одним больше, одним меньше — не все ли равно? Разве здоровый, сильный мужчина может быть в тягость? И в следующий раз, когда у нас опять будет больше ста долларов да две свиньи, и мы призадумаемся, сможем ли прокормить человека… — Она не договорила, и отец отвернулся от нее, обиженный такой проборкой.
Бабка сказала:
— С проповедником будет хорошо. Он сегодня утром хорошую молитву прочел.
Отец переводил глаза с одного лица на другое, ища признаков раскола, и наконец сказал:
— Позови его, Томми. Если уж он едет с нами, его место здесь.
Том встал и пошел к дому, окликая проповедника:
— Кэйси! Эй, Кэйси!
Из-за дома донесся приглушенный голос. Том зашел за угол и увидел проповедника: он сидел, прислонившись к стене, и смотрел на вечернюю звезду, мерцавшую в светлом небе.
— Ты звал меня? — спросил Кэйси.
— Да. Мы решили: если уж ты едешь с нами, так пойдем туда, поможешь нам все обдумать.
Кэйси поднялся с земли. Он знал, что такое семейный совет, он знал, что его приняли в семью. И положение, которое он сразу занял, было высокое, ибо дядя Джон, подвинувшись, освободил ему место между собой и отцом. Кэйси присел на корточки лицом к деду, восседавшему на подножке грузовика.
Мать снова ушла в дом. Послышалось лязганье железной створки фонаря, и в темной кухне вспыхнул желтоватый свет. Она сняла крышку с большой кастрюли, и из дома потянуло запахом вареного мяса и свекольной ботвы. Все ждали, когда мать выйдет на темный двор, потому что ее голос на семейном совете решал многое.
Отец сказал:
— Надо подумать, когда нам выезжать. Чем скорее, тем лучше. Осталось прирезать свиней, засолить мясо и уложиться. Чем быстрее все это сделаем, тем лучше.
Ной поддержал его:
— Если взяться за дело как следует, так завтра все будет готово. Послезавтра и поедем.
Им возразил дядя Джон:
— Днем, в жару мясо не остынет. Неподходящее время для убоя. Что с парным мясом будем делать?
— Давайте прирежем сегодня. За ночь все-таки немного остынет. Поужинаем и прирежем. Соль есть?
Мать сказала:
— Да. Соли много. И два хороших бочонка есть.
— Так вот, так и сделаем, — сказал Том.
Дед заерзал на месте, стараясь встать.
— Темнеет, — сказал он. — Есть хочется. Вот приедем в Калифорнию, я там с виноградом не расстанусь, так и буду ходить с кистью: чуть что — и в рот. Ей-богу! — Он встал, и остальные мужчины тоже поднялись.
Руфь и Уинфилд как одержимые скакали в пыли. Руфь сдавленным голосом прошептала Уинфилду:
— Резать свиней, и в Калифорнию. Резать свиней, и в Калифорнию — все сразу.
И Уинфилд окончательно обезумел. Он приставил палец к горлу, сделал страшное лицо и, слабо вскрикивая, закружился волчком.
— Вот старая свинья. Смотри! Вот старая свинья. Руфь! Смотри, сколько крови! — Он пошатнулся, рухнул на землю и задрыгал руками и ногами.
Но Руфь была постарше, и она чувствовала, что в эти дни творится что-то необычайное.
— В Калифорнию! — снова повторила она. Таких великих событий в жизни у нее еще не было.
Старшие пошли сквозь густые сумерки к освещенной кухне, и мать подала им мясо и свекольную ботву в оловянных тарелках. Но прежде чем приняться за еду самой, она поставила на плиту большую круглую лохань и развела жаркий огонь в топке. Потом принесла несколько ведер воды, налила лохань до краев и поставила вокруг нее еще несколько полных ведер. Кухню заволокло паром. Все наспех поели и вышли за дверь, чтобы посидеть там, пока вода не закипит. Они сидели, глядя в темноту, глядя на падавший на землю светлый квадрат от фонаря, в котором двигалась бесформенная тень деда. Ной старательно ковырял в зубах соломинкой. Мать и Роза Сарона мыли тарелки и ставили их горкой на стол.
И вдруг все, как по команде, принялись за дело. Отец поднялся и зажег второй фонарь. Ной достал из ящика на кухне кривой нож и подточил его на маленьком стертом точильном камне. Потом положил нож и скребок на колоду у дверей. Отец принес две толстых палки, заострил их с обоих концов топором и обвязал посредине крепкой веревкой.
Он ворчал:
— Зря распорки продали, ни одной не осталось.
Вода на плите клокотала, от нее валил пар.
Ной спросил:
— Как сделаем? Туда воду понесем или сюда свиней?
— Сюда свиней, — ответил отец. — Свинья не кипяток, ее не расплещешь, не ошпаришься. Вода закипела?
— Сейчас будет крутой кипяток, — ответила мать.
— Ладно, Ной, Том, Эл, пойдемте в хлев. Я понесу фонарь. Зарежем их там и притащим сюда.
