И мать вдруг поняла, что все это мечты. Она снова перевела взгляд на дорогу и села посвободнее, но усмешка так и осталась у нее в глазах.
— Как там бабка себя чувствует сегодня? — сказала она.
Руки Эла крепче сжали штурвал. В двигателе послышались стуки. Он прибавил газа, и стуки усилились. Он переставил зажигание на более позднее и прислушался, потом снова прибавил газа и снова прислушался. Стук перешел в металлическое лязганье. Эл дал гудок и съехал на край шоссе. Грузовик впереди остановился и, не разворачиваясь, медленно пошел назад. Мимо них на Запад промчались три машины, и каждая дала сигнал, а шофер последней высунулся из окна и крикнул:
— Где останавливаешься, дьявол!
Том подвел грузовик совсем близко, вылез и пошел к легковой машине. Сидевшие на верху грузовика смотрели на них вниз. Эл опять переставил зажигание и прислушался к работавшему вхолостую мотору. Том спросил:
— Ну, что у тебя случилось?
Эл дал газ.
— Послушай. — Лязганье стало еще сильнее.
Том прислушался.
— Поставь раннее. — Он открыл капот внутрь. — Теперь дай газ. — Он снова прислушался и закрыл капот. — Да, кажется, так и есть, Эл.
— Шатунный подшипник?
— По звуку похоже.
— Я масла не жалею, — уныло сказал Эл.
— Значит, не доходило. Пересохло все к чертовой матери. Ничего не поделаешь, надо менять. Ладно, я проеду немного вперед, подыщу ровное место для стоянки. А ты потише трогай. Как бы совсем не исковеркать.
Уилсон спросил:
— Плохо дело?
— Да, неважно, — ответил Том и, вернувшись к грузовику, медленно повел его вперед.
Эл продолжал свое:
— Не знаю, что такое приключилось. Я масла не жалел. — Вина была его, он знал это. Он сам чувствовал, что опростоволосился.
Мать сказала:
— Ты не виноват. Ты все делал, как нужно. — И потом робко спросила: — Трудно будет починить?
— Да ведь пока до него доберешься. Надо менять или заливать баббитом. — Он глубоко вздохнул. — Хорошо, Том здесь. Мне не приходилось менять подшипники. Может, Том умеет.
Впереди у дороги стоял громадный рекламный щит, отбрасывающий длинную тень. Том свернул с шоссе, переехал неглубокую придорожную канавку и остановил грузовик в тени. Он вылез из кабины, дожидаясь, когда подъедет Эл.
— Легче, легче, — крикнул он. — Не гони, а то еще рессору поломаешь.
Эл покраснел от злости и заглушил мотор.
— Иди ты к черту! — крикнул он. — Я, что ли, пережег подшипник? Тоже — говорит: «Еще рессору поломаешь!»
Том усмехнулся.
— А ты не кипятись. Я не в укор тебе. Только через канаву полегче.
Эл ворчал, осторожно переезжая канаву.
— Еще вобьешь кому-нибудь в голову, что это я виноват. — Двигатель грохотал вовсю. Эл въехал в тень и выключил его.
Том откинул капот.
— Пока не остынет, нельзя начинать.
Остальные вылезли из машин и сбились в кучку около «доджа».
Отец спросил:
— Серьезная поломка? — и присел на корточки.
Том повернулся к Элу.
— Тебе приходилось менять подшипники?
— Нет, — ответил Эл. — Никогда не приходилось. Картер снимал.
— Надо снять картер, раздобыть новый подшипник, расточить его, вставить и подтянуть. Целый день провозимся. Придется съездить назад в Санта-Росу, там купим. До Альбукерка миль семьдесят пять, не меньше… А черт! Завтра воскресенье. Завтра ничего не достанешь.
Все стояли молча. Руфь протиснулась к самой машине и заглянула внутрь, надеясь увидеть сломанную часть. Том продолжал вполголоса:
— Завтра воскресенье. В понедельник купим, а починку закончим, пожалуй, не раньше вторника. Без инструментов будет трудновато. Н-да, повозимся.
По земле пронеслась тень коршуна, и все подняли голову, глядя на парившую в небе темную птицу.
Отец сказал:
— Чего я больше всего боюсь — это как бы нам не застрять посреди дороги без денег. И есть всем надо, и бензин надо покупать, и масло. Деньги выйдут, тогда просто не знаю, что и делать.
Уилсон сказал:
— Моя вина. Мало я возился с этой рухлядью? Вы уж и так для нас много сделали. Перекладывайте свои вещи и поезжайте дальше. Мы с Сэйри останемся, что-нибудь придумаем. Мы не хотим вас задерживать.
Отец медленно проговорил:
— Нет, так не годится. Мы с вами почти породнились. Дед умер в вашей палатке.
Сэйри устало ответила:
— Вам с нами одно беспокойство, одно беспокойство.
Том неторопливо свернул папиросу, осмотрел ее со всех сторон и закурил. Потом снял свою потрепанную кепку и вытер ею лоб.
— Я вот что придумал, — сказал он. — Может, это вам не понравится, но дело вот какое: чем скорее вы доберетесь до Калифорнии, тем скорее и деньги будут. У этой машины ход раза в два лучше, чем у грузовика. Я предлагаю переложить часть вещей на грузовик, вы все в нем разместитесь, кроме меня и проповедника, и поедете дальше. А мы с Кэйси останемся здесь, починим машину и догоним вас, будем ехать день и ночь. А не догоним, не страшно, по крайней мере, вы уж станете на работу. В случае приключится что-нибудь, сворачивайте с дороги и ждите, а если все обойдется — доедете до места, найдете работу и с деньгами обернетесь. Кэйси мне поможет, мы живо вас догоним.
Все призадумались. Дядя Джон опустился на корточки рядом с отцом.
Эл спросил:
— А моя помощь тебе не нужна?
— Ты же сам говоришь, что никогда не менял подшипников.
— Это верно, — согласился Эл. — Тут надо крепкую спину иметь, больше ничего. А может, проповедник не захочет остаться.
— Ну, не он, так кто-нибудь другой. Мне все равно, — сказал Том.
Отец поскреб сухую землю указательным пальцем.
— По-моему, Том правильно говорит, — сказал он. — Всем здесь оставаться нет никакого смысла. До темноты можно сделать еще миль пятьдесят, а то и все сто.
Мать спросила встревоженным голосом:
— А как вы нас разыщете?
— Дорога-то одна, — ответил Том. — Шестьдесят шестым до самого конца — до Бейкерсфилда. Я смотрел по карте. Прямо туда и приедете.
— А если свернем в сторону — в самой Калифорнии?
— Ты не беспокойся, — сказал Том. — Разыщем как-нибудь. Калифорния — это тебе не весь белый свет.
— На карте она большая, — сказала мать.
Отец обратился за советом к дяде Джону:
— По-твоему, — сто́ит?
