Я почувствовал, что самолет отвалился от гондолы. Следующее, что я помню: Джетбой стоит прямо перед дырой, которую сделал его самолет.
Когда я увидел, что у него с собой оружие, то вытащил свою пушку. Но он бросил свой пистолет и двинулся к Тоду.
«Останови его, останови его!» — заорал Тод в переговорник. Я выстрелил, но промахнулся, потом он совсем приблизился к Тоду и бомбе, и тогда я решил, что моя работа уже пять минут как должна была закончиться, а за сверхурочную мне никто не заплатил.
В общем, я стал готовиться выпрыгнуть и слышал в своих наушниках весь этот скрежет и вопли и как они трепали друг друга. Потом Тод заорал и вытащил свой револьвер, и, клянусь, он всадил в Джетбоя четыре нули, а ведь они были друг к другу ближе, чем я к вам. Потом они оба упали, а я выскочил из пробоины в борту.
Вот только я сдуру слишком рано дернул за кольцо, и парашют открылся не так, как надо, весь перекрутился, и я стал терять сознание. Но в самый последний момент он все-таки раскрылся.
Следующее, что я помню, — как очнулся здесь и узнал, что мне теперь нужно покупать на один ботинок меньше, понимаете, о чем я?
...Что они говорили? Ну, я почти ничего не разобрал. Попробую вспомнить. Тод сказал: «Останови его, останови его!» — и я выстрелил. Потом я рванул к пробоине. Они что-то орали. Джетбоя я слышал только тогда, когда их шлемы соприкасались — по переговорнику Тода. Должно быть, они то и дело брякались друг о друга, потому что я слышал, как они оба тяжело дышат.
Потом Тод достал пушку, четырежды выстрелил в Джетбоя и рявкнул: «Умри, Джетбой! Умри!», а потом я прыгнул, а они, наверное, дрались еще секунду, и потом я услышал, как Джетбой сказал: "Я не могу умереть: я еще не посмотрел «Историю Джолсона» "!
* * *
Прошло восемь лет с того дня, как умер Томас Вулф
[9]
, но день был совершенно в его стиле. По всей Америке стоял один из тех дней, когда лето сдает свои позиции и на погоду влияют скорее полюса и Канада, а не Мексиканский залив с Тихим океаном.
В конце концов памятник Джетбою все-таки поставили — памятник мальчишке, который не хотел умирать, закаленному в боях девятнадцатилетнему ветерану, который помешал безумцу взорвать Манхэттен. Когда страсти улеглись, люди поняли это.
Но произошло это далеко не сразу. Прошло много времени, прежде чем люди смогли вспомнить, какой была жизнь до 15 сентября 1946 года, и отправились в колледж или покупать новый холодильник.
Когда ньюйоркцы подняли головы и увидели, что Джетбой взорвал нападавший летательный аппарат, они решили, что все их беды закончились.
Они ошибались.
* * *
Дэниел Дек
"МОЙ ВТОРОЙ ПИЛОТ — НИКТО:
Жизнь Джетбоя"
Липпинкот, 1963
С неба опускалась густая дымка. Она медленно вползла в струйное воздушное течение, и часть ее ветром понесло на восток. Под этими потоками облако вновь собралось и повисло плотной пеленой, а затем начало медленно оседать на раскинувшийся внизу город, то выкидывая длинные узкие языки тумана, то вновь втягивая их. Там, где они опускались на землю, слышался слабый звук, похожий на шорох капель легкого осеннего дождя.
Роджер Желязны
Спящий
«The Sleeper»
I. Долгая дорога домой
Ему было четырнадцать лет, когда сон стал врагом, превратился в нечто темное и ужасное, и мальчик начал бояться его, как другие боятся смерти. Однако это не было неврозом или одним из его таинственных проявлений. Неврозу обычно присущи элементы иррациональности, а этот страх был вызван специфической причиной и развивался так же логично, как геометрическая теорема.
Нельзя сказать, что в жизни Кройда Кренсона отсутствовала иррациональность, — совсем наоборот. Но она являлась следствием, а не причиной его состояния, по крайней мере так он себе потом говорил. Выражаясь проще, сон был тяжким крестом, судьбой, адом в рассрочку.
Кройду Кренсону не удалось окончить девятый класс, но его вины в том не было. Не первый и не последний ученик в классе, обыкновенный мальчишка среднего роста, веснушчатый, голубоглазый, с прямыми каштановыми волосами. Любил играть с друзьями в войну, пока не кончилась настоящая война; потом они все чаще играли в полицейских и грабителей. Пока шли военные действия, он ждал, причем с нетерпением, своего шанса стать летчиком-истребителем, асом, как Джетбой. После войны, играя в полицейских и грабителей, его обычно назначали грабителем.
Кройду, как и многим другим, не суждено было доучиться и до конца сентября 1946 года...
* * *
— Куда ты смотришь?
Он слышал вопрос мисс Марстон, но не видел выражения ее лица, потому что не оторвал тогда взгляда от неба. Ребята из его класса имели привычку все чаще поглядывать в окна по мере того, как приближались заветные три часа пополудни, в этом не было ничего необычного. Как правило, они быстро оборачивались на окрик, изо всех сил притворяясь, что слушают очень внимательно, а сами ждали спасительного звонка.
Однако Кройд не оглянулся, только ответил:
— Аэростаты.
Еще трое мальчишек и две девчонки посмотрели в том же направлении. Мисс Марстон стало любопытно, и она подошла к одному из окон.
Аэростаты — их было пять — находились довольно высоко. Крохотные черточки в конце аллеи из облаков двигались так, словно были связаны друг с другом. К ним приближался самолет, похоже, он шел в атаку на тех серебристых рыбешек. Все очень напоминало черно-белые кадры из кинохроники.
Мисс Марстон несколько секунд наблюдала, потом отвернулась от окна.
— Ладно, ребята, — начала она. — Это всего лишь...
И тут взвыла сирена. Учительница почувствовала, как плечи помимо ее воли поднялись и застыли в напряжении.
— Воздушный налет! — крикнула девочка по имени Шарлотта, сидевшая в первом ряду.
— Ничего подобного, — возразил Джимми Уокер, сверкнув скобами на зубах. — Их теперь не бывает. Война кончилась.
— Я знаю, как ревут сирены, — настаивала Шарлотта. — Всякий раз, когда было затемнение...
— Но войны больше нет! — заявил Бобби Тренсон.
— Хватит, ребята. — Мисс Марстон решила навести порядок. — Наверное, просто проверяют сирены.
Но, взглянув снова в окно, учительница успела заметить маленькую вспышку огня в небе, перед тем как край облака закрыл от нее сцену воздушного боя.
— Оставайтесь на своих местах, — приказала она, потому что несколько учеников встали и двинулись к окну. — Пойду узнаю в учительской — возможно, это учебная тревога, не объявленная заранее. Сейчас вернусь. Разрешаю разговаривать, только тихо.