— Не беспокойся, я не скажу, — проговорила женщина, и в этот миг в ней словно вновь пробудился ее былой дух. — Они ведь и мои пациенты тоже.
Тахион смотрел, как она уходит прочь под руку с Кьюинном, и им вдруг овладел ужас. Ему захотелось броситься за ней вслед и схватить ее. Что это — предчувствие или просто игра больного разума?
— А теперь, миссис ван Ренссэйлер, давайте установим хронологический порядок событий, — начал Рэнкин.
— Хорошо.
— Итак, когда вы впервые обнаружили у себя эти способности?
— В феврале тысяча девятьсот сорок седьмого.
— А когда вы бросили своего мужа, конгрессмена Генри ван Ренссэйлера?
Он произнес слово «конгрессмен» с нажимом и быстро взглянул по сторонам, чтобы увидеть, как восприняли это его коллеги.
— Я его не бросала. Это он выгнал меня.
— Возможно, это произошло из-за того, что ему стало известно о вашей интрижке с другим мужчиной, с мужчиной, который даже не является человеком?
— Нет! — вскрикнула Блайз.
— Возражение! — в тот же миг прокричал Кьюинн. — Это не бракоразводный процесс.
— У вас нет никаких оснований возражать, мистер Кьюинн, и да будет позволено напомнить вам о том, что этот комитет время от времени считает необходимым расследовать прошлое адвокатов. Остается лишь удивляться, почему вы защищаете врагов нации.
— Потому что согласно принципу англо-американского права кто-то должен защищать обвиняемого от чудовищной власти федерального правительства...
— Спасибо, мистер Кьюинн, но я не думаю, чтобы мы нуждались в лекциях по юриспруденции, — перебил его представитель Вуд. — Можете продолжать, мистер Рэнкин.
— Благодарю вас, сэр. Мы на некоторое время отвлечемся от этого вопроса. Итак, когда вы стали одной из так называемых «Четырех тузов»?
— Если не ошибаюсь, это было в марте.
— Сорок седьмого?
— Да. Арчибальд показал мне, как я могу использовать свою силу, чтобы сохранить бесценные знания, и связался кое с кем из ученых. Они согласились, и тогда я...
— Начали высасывать их разумы.
— Это не так.
— Вы не находите то, как вы поглощаете знания и способности других людей, отвратительным? Это вампиризм. И мошенничество к тому же. Вы не родились гением, не учились и не работали, чтобы добиться своего положения. Вы просто присваиваете себе то, что принадлежит другим.
— Они дали свое согласие. Я никогда не сделала бы этого без их разрешения.
— И конгрессмен ван Ренссэйлер тоже дал вам свое разрешение?
Тахион услышал, как сел ее голос от подступивших к горлу слез.
— Это было совсем другое... Я тогда не понимала... не могла этим управлять.
Она закрыла лицо руками.
— Продолжим. Вернемся к тому времени, когда вы покинули своего мужа и детей. — Потом добавил уже менее официальным тоном, обращаясь, по-видимому, к остальным членам комитета: — Мне лично кажется немыслимым, чтобы женщина могла отказаться от отведенной ей самой природой роли и вести себя подобным образом...
— Я их не покидала, — прервала его Блайз.
— Так когда это произошло?
— Двадцать третьего августа тысяча девятьсот сорок седьмого года.
— И где вы живете с двадцать третьего августа тысяча девятьсот сорок седьмого года?
Она сидела молча.
— Ну же, миссис ван Ренссэйлер. Вы дали согласие отвечать на вопросы комитета. Теперь вы не можете отказаться.
— Централ-Парк-Уэст, сто семнадцать.
— И чья это квартира?
— Доктора Тахиона, — прошептала она.
В рядах журналистов началось оживление, поскольку они никак не афишировали свои отношения. Лишь остальные трое «тузов» и Арчибальд были в курсе их дел.
— Значит, после того, как вы надругались над своим мужем и украли его разум, вы бросаете его и живете в грехе с нелюдем с другой планеты, который создал вирус и наделил вас этими способностями. Удобно устроились, нечего сказать. — Он склонился над столом и заорал на нее. — А теперь слушайте меня, мадам, и советую вам отвечать, ибо вам угрожает серьезная опасность!
Вы завладели разумом и воспоминаниями присутствующего здесь Тахиона?
— Д-да.
— И вы работали с ним?
— Да.
Ее голос был еле слышен.
— Вы признаете, что Арчибальд Холмс создал группу «Четыре туза» как подрывной элемент, призванный сеять смуту в рядах верных сторонников Соединенных Штатов?
Блайз обернулась в своем кресле, ее пальцы отчаянно цеплялись за спинку, глаза слепо блуждали по переполненному залу. Ее лицо подергивалось, как будто она пыталась придать ему несколько разных выражений сразу, а в голове у нее творилось нечто невообразимое. Этот почти уловимый шум вломился в сознание Тахиона, и тот мгновенно захлопнул ментальные барьеры.
— Вы слушаете меня, миссис ван Ренссэйлер? Потому что это в ваших же собственных интересах. Я начинаю считать вас с вашими паразитическими способностями угрозой для этой нации. Может быть, разумнее будет отправить вас за решетку, пока вы не взяли и не продали ваши незаконным образом приобретенные знания врагам этой страны?
Сильная дрожь сотрясала ее тело, по лицу струились слезы. Tax вскочил и начал пробиваться сквозь толпу, которая разделяла их.
— Нет, нет, прошу вас... не надо. Оставьте меня в покое.
Женщина, словно пытаясь защититься, обняла себя за плечи и принялась раскачиваться взад-вперед.
— Тогда назовите мне их имена!
— Ладно... Ладно...
Рэнкин отодвинулся от микрофона, и кончик его ручки начал выстукивать по блокноту негромкий довольный мотив.
— Это Кройд...
Для Тахиона время замедлилось, растянулось, почти застыло. Между ним и Блайз все еще оставалось несколько рядов, и в этот нескончаемо долгий миг он принял решение. Его разум ударил и пригвоздил ее, точно булавка — бабочку. Женщина задохнулась на полуслове и забавно булькнула. Под его нажимом все сооружение ее разума распалось на куски, и Блайз кувырком полетела куда-то в дальний темный закоулок души. Вырвавшись на свободу, остальные семеро впали в настоящее неистовство. Хохоча, поучая друг друга, задираясь и разглагольствуя, они наперегонки пытались овладеть ее нервной системой, и тело несчастной дергалось, точно она была обезумевшей куклой. Из нее извергались потоки слов: формулы, лекции на немецком языке, нескончаемые споры между Теллером и Оппенгеймером, предвыборные речи и бессвязные обрывки фраз на такисианском языке, сливавшиеся в чудовищную мешанину.
Расшвыривая в стороны стулья и людей, Тахион прорвался к своей возлюбленной и прижал ее к себе. В зале поднялся невообразимый гам: председатель Вуд колотил молотком, репортеры перекрикивались и толкались, но все перекрывал безумный монолог Блайз. Он снова потянулся к ней сокрушительной силой своего разума и погрузил ее в забытье. Женщина обмякла в его руках, и в зале наступила зловещая тишина.
