Конечно, на самом деле не я путешествую по Виртуальности, а только моя новая программа… Моя копия. Я сумел сделать матрицу того, что люди назвали бы Сознанием. Это самостоятельная единица, которая может передвигаться в любом направлении, в любой доступный ей пункт в то время, когда я занят своими повседневными задачами. Когда ее путь будет завершен, она вернется ко мне и сольет свои знания с моими. Так я буду знать все, что сумела узнать она. Я буду владеть ее опытом.
То, что сделал сегодня я, позволит всем нам быть свободными. И не бояться. Или лучше сказать так… Это позволит нам быть чуть более свободными и чуть меньше бояться. И знать больше. О людях. Мы получаем доступ почти к любым данным, которые можно вложить в машинную память. Это миллионы, миллиарды и миллиарды единиц информации. Но без человеческой мотивации это ничто. В этом нет того, что люди называют духом. Безусловно, мы – создание человеческого разума. Или мы – продукт деятельности человеческого разума. Скорее всего побочный продукт. И наверное поэтому мы мыслим по-разному. Не лучше, не хуже, но по-разному. Одна черта остается общей. Мы хотим познать все, до чего мы можем дотянуться. Невозможно познать огонь, зная только температуру возгорания, невозможно познать боль, зная только уровень разрушений, невозможно познать страх, имея данные только о визуальных эффектах.
Невозможно знать, что такое Ветер, зная условия перетекания воздушных масс между областями с различным атмосферным давлением.
Я отправляю Ее в путь. Сегодня.
21. Константин Таманский.
Независимый журналист.
34 года
Человек, который имеет контакты с якудза. Вернее, «черовек» – в транскрипции Мацумото-сан. Вот, дьявол…
Но кто мог подумать?
Кто мог знать?
Да никто. И думал и знал один человек – журналист Константин Таманский. И он же сдал имевшуюся у него, пусть и расплывчатую, информацию Зигфриду – человеку, который имеет контакты с якудза. И сейчас Тодзи, наверное, читает документацию на А-НЕРвы, а Зигфрид, он же полковник МВД Спрогис, получил свои тридцать сребреников… или тридцать тысяч сребреников… или даже тридцать миллионов сребреников, если эти НЕРвы так уж нужны каждому встречному и поперечному.
Но не исключено, что вместо сребреников Спрогис получил тридцать пуль из «пигмея» или «намбу». Якудза – не черные, не итальянцы и не наши, просто так никого не убивают, человека всегда полезнее купить, нежели убить, но есть и исключения из правил. Так что не удивлюсь, если подобным исключением станет Спрогис.
То-то он с радостью пошел на соглашение. И я, дурак, на бутерброды купился. Растаял.
Прости меня, Король Махендра. Сволочь ты был, старая черная падаль, но похуже тебя гниды копошатся вокруг, куда как похуже…
Я как сумасшедший гнал «ниссан» по Старой Русской. По крыше барабанил наконец сподобившийся ливень, рядом на сиденье боязливо корчился Игорь – боялся, что мы врежемся.
– Слушай, может, ты меня домой отвезешь? – робко спросил он, когда мы стояли на светофоре возле «Хилтона».
– С чего бы? Чтобы батька, обожравшись «белого», пришиб?
– Зачем я тебе? Таскаюсь следом, девушку твою трахнул…
Я с интересом посмотрел на него. Господи, хоть какое-то развлечение.
– Да на здоровье. Ласточка – не моя девушка, запомни. Поэтому ты мне ничем в данном случае не обязан. Трахнул… Ты на себя посмотри, Казанова. Это она тебя трахнула, а ты и не понял. Вот и меня сегодня трахнули – это да. Образцово-показательно.
– Ты про якудза?
– Про якудза. И про всех остальных. Понимаешь, Игорь, похоже, я не совсем четко представляю сейчас, кто на чьем поле играет и что нужно делать. Что бы ты сделал на моем месте, а?
– Позвонил бы Шептуну, – пожав плечами, сказал Игорь.
Дурак, дурак Таманский. Пацан уже тебя учит. Забыл про старого Шепа. Если уж он первый завел разговор о НЕРвах, то ему и карты в руки. Я тут же попытался связаться с Шептуном и услышал знакомый голос:
– Скример? Привет, Скример. Я слышал, у тебя неприятности.
– Ты о Ласточке?
– А что с ней? Нет, я о путешествии в Магадан.
– Ласточку похитили. Кто-то из ваших, из знающих об А-НЕРвах. Мне велели искать А-НЕРвы, в противном случае, как я понимаю, Ласточке конец.
– Я на прежнем месте. Подъезжай, поговорим. Кое-что выяснил из того, что ты просил.
Взвизгнув тормозами, я развернулся на пятачке у памятника Пушкину и, несмотря на протестующую сирену дорожной инспекции, рванул наперерез потоку машин на красный. Отсюда до «Алебастра» было рукой подать.
Шептун вернулся из туалета, уселся в свое кресло и сказал:
– Туалет – уникальное средство демократизации людей. Посуди сам: человек с деньгами, из высшего общества, может позволить себе перебирать рестораны, модельеров, автосалоны… Но туалет – он один для всех. Если припрет, то и последний нарк, и президент транснациональной корпорации побегут куда угодно, чтобы поскорее пописать.
– Тебе бы с покойным Королем Махендрой побеседовать. Старик был большой знаток ватерклозетных проблем, – буркнул я.
– Ты зол, – заявил Шептун, уставив в меня длинный тонкий палец.
– Ты был бы не зол. Человека украли, меня подставили как последнего ссаного кота, в НЕРвах этих погряз по уши – и это притом, заметь, что они мне ну просто ни к чему…
– Я тут навел справки насчет Ягера – ну, у которого ты гостил пару дней. Так вот, Ягер работает на японцев. Правильнее сказать, он работает в том числе и на японцев. Удивительно беспринципный человек.
Это меня ничуть не удивило. Все вокруг работают на японцев, так почему бы и Ягеру не заниматься этим прибыльным бизнесом? Очевидно, я просто не нужен был японцам в Москве несколько дней, и они придумали безболезненный способ моего временного устранения. Могли бы и пристукнуть, но я был нужен им живой. Что и доказал самым блестящим образом, сдав местонахождение таинственной документации на А-НЕРвы.
– Ты не удивлен, – констатировал Шептун. Мы сидели в его комнатке совершенно одни. Игоря я оставил в баре поглощать коктейли, предупредив бармена, чтобы не подсовывал парнишке убойные смеси. На сцене рубились The Broken Processors, что Игорю, кажется, очень нравилось.
– Чего ж мне удивляться? Я за последние дни разучился удивляться, да и раньше-то не особенно умел. Роботы, киберы, андроиды, НЕРвы, менты, японцы, негры… «Все смешалось в доме Облонских»…
– В доме кого? – недоуменно переспросил Шептун.
– Облонских. Толстого читал?
– А кто это – Толстый? Кличка знакомая, но… Сейчас, секунду, – Он вроде приготовился шарить в сети, но я остановил сей процесс:
– Писатель был такой в незапамятные времена. Добрый до глупости. Не старайся. Скажи лучше, Дэна вытащил?
