– Матрица!!! – кричу я. – Матрица…
– Я ничем не могу помочь… – Слова дробятся в голове разноцветным эхом: «Ничем, ничем, ничем…» – Ранение смертельное. Пули одиннадцатого с половиной калибра, прямое попадание. Серьезные переломы грудной клетки, большая потеря крови. Организм поддерживается только за счет искусственного резервирования…
– Заткнись… – тихо произнес я, и Матрица, будто натолкнувшись на преграду, замолкает на половине фразы, а я смотрю, как в глазах Тройки медленно тает жизнь.
Он начинает чаще дышать. С трудом, стараясь что-то вытолкнуть из себя… Но не может. Только смотрит на меня пристально, похоже, хочет запомнить навсегда. Поднимает руку и смахивает слезы у меня со щеки. И я вижу, как он уходит…
– Аяксик…
В белом элегантно-щегольском костюме он уходит по коридору дальше, дальше. Я это вижу… Или нет?
Я бережно опустил его мертвую голову на залитый кровью пол. Чей-то голос говорит:
– Вперед… – Кажется, этот голос мой.
На лестнице, ведущей на следующий этаж, нас уже ждали.
Камера наблюдения в потолочной панели мало подходит для построения детального изображения. Однако даже через нее видно, как кеглями разлетелись в разные стороны маленькие человеческие фигурки. Вскоре по их телам прошел небольшой отряд, безжалостно добивая выживших.
Камере наблюдения становится не по себе. Она видит, как тот маленький человечек, что идет последним, поднимает голову и смотрит в потолок. Пристально осматривая каждую панель. Цепкий взгляд. И камера словно бы усыхает, вжимается в гнездо, в котором расположена.
А человек поднимает руку… последнее, что видит камера, это огненный цветок, который внезапно расцветает в черно-белом мире. Красота этого огненного цветка заставляет камеру закрыть глаза навсегда… Ее уже не вернуть в черно-белый и скучный мир.
Какие-то коридоры… Лестницы… Люди… Трупы… Коридоры…
Теперь впереди шел Шептун, он продвигался неслышно, как тень, перебегая от одной безопасной точки к другой. За ним – один из его людей, кажется, Граф, тоже незаметный, но по-другому. Взгляд не задерживается на нем, словно нет человека. Или кибера… За Графом шел японец, шел уверенно, не утруждая себя перебежками.
Под пиджаком этого парня что-то было. Я знал, что он напичкан всяким оружием под завязку. Поскольку я шел за ним след в след, то видел, как он сжимал рукоять пистолета. Так сжимают инжектор наркоманы, так сжимают женщину в момент подступающего оргазма… Японец наслаждался тем, что делал.
Чуть сзади шел Мартин, потом Костя и все остальные. Я не оглядывался.
Некоторое время после смерти Тройки… то есть Ильи… Я просто не могу вспомнить. Просто стрелял, когда нужно было стрелять, проходил через коридоры, через комнаты, поднимаясь по лестницам, приближаясь все ближе и ближе… Но при этом я как будто не присутствовал… Не было меня. Как тогда в комнате, на военном совете, когда Матрица вдруг прервала контакт и вместо нее на связь вышел кто-то другой. Через мой рот вылетали его мысли. Но на самом деле меня там не было.
И когда Я из Министерства обороны оставило меня… из моей жизни оказался вырезанным небольшой кусочек времени.
Теперь мы действовали по плану, который разработал Искусственный Разум, работающий на Минобороны.
Я помню, как японец, что шел передо мной, рванулся в сторону и исчез за решетчатой седзи, перегородкой из бумаги и деревянных реек. Раздались выстрелы. Японец снова идет впереди меня, ничуть не изменившись. Спокоен, холоден и суров… Только мне под ноги упала, бренча, использованная обойма…
Я помню, как Костя несколько раз расчищал дорогу гранатометом. Какие-то люди в темно-синих пиджаках клерков строили баррикады в узких коридорах.
Помню, как он всадил несколько гранат в комнату, где находились женщины. Как из-под красивых кимоно на нас уставились стволы небольших дамских пистолетиков, обладающих жуткой убойной силой.
Помню, как сквозь пороховой дым к нам прорывался истерзанный японец с искаженным лицом… Как кричал и этот крик вплетался в грохот выстрелов. Как почти мертвый японец вцепляется мертвой хваткой в Графа, у которого в этот момент заклинило пистолет. Шептун стреляет ему в затылок, но Графа уже не поднять.
После этого эпизода что-то темное навалилось сверху, и снова часть моего времени куда-то пропала. Затерялась в наступившем мраке. И лишь когда темнота спала и обнаружилось, что мы лежим за каким-то прикрытием, а вдоль по коридору лупит пулемет, я понял, что принадлежу только себе. Матрица прервала контакт, если это, конечно, возможно.
Оглядевшись, я увидел, что в нашем отряде не хватает еще двух человек. Рядом со мной с раскроенным черепом лежал тот самый японец, что шел впереди. Даже в смерти он рвался в бой, упав посередине броска вперед. Я поймал себя на том, что не знаю его имени… И чуть дальше лежал Богдан. Лежал на спине, закинув руки за голову. Словно бы просто заснул… Только из-под пальцев сочится и растекается по полу красная жидкость.
– Лежать!!! – взревел Славик, вскакивая во весь свой немалый рост и выбрасывая руки вперед. Я вижу, как вдоль по коридору летит черный квадратик, а Славино плечо взрывается красным. Он падает, а я зажимаю уши что есть силы, но даже через ладони грохот взрыва меня просто оглушает. Но бездействовать нельзя… Когда я поспеваю к пулеметной точке, уже все кончено. Вперед всех успел Бабуин.
– Я тут полежу… Вы идите… – Славик передергивает затвор и приваливается забинтованным плечом к стенке. – Если за нами кто-нибудь идет… Я тут…
Выглядит он плохо… Как еще может выглядеть человек, попавший под пулеметную очередь?
– Сколько до этажа Тодзи? – спросил я, воспользовавшись короткой остановкой.
Все проверяли оружие. По сторонам полетели отстреленные, пустые обоймы. Костя с сожалением отставил к стене гранатомет, который уже исчерпал себя и заслужил отдых, достал из кобуры «кольт», критически посмотрел на меня и сказал:
– Ты ж только что сказал, что следующий этаж сто.
– Да?.. Когда это я ухитрился?
– Да сразу перед тем, как мы сдуру на эту точку вылетели…
Мне сразу вспомнился кусочек беспамятства, в который я недавно погрузился… Вот как, значит…
Они ждали нас перед высокими дверями из темного дерева.
Пятеро в черных деловых костюмах. Смотря строго перед собой, слепо повинуясь этикету. Короткие «хеклер-кох» расширенной модификации смотрят в пол. Одинаковые автоматы и одинаковые люди. До последнего волоска… Словно в зеркало смотришь.
Еще пятеро таких же вышли за нашей спиной.
– Клоны… – тихо произнес японец, что стоял позади. И добавил что-то рычаще-гортанное.
Те, что стояли у дверей, вытянулись и застыли.
Только пять секунд длилось молчание…
А потом десять рук синхронно поднялись и, как единый механизм, вдавили курки. Десять свинцовых болванок девятого калибра с визгом резали воздух. И еще, и еще…
