«Сначала проверить входную дверь, потом телефон». Она повторяла эти слова, пока они шли через офис. Если она сумеет выскочить в коридор, то у нее может появиться шанс. Если же нет, то есть еще кнопка быстрого набора 911. Нужно сбросить трубку, нажать на кнопку, и даже если Джоди не сумеет ничего сказать, автоматика поможет полицейским определить адрес. «Дверь или телефон». Она повторяла эти слова, не зная, куда смотреть в первую очередь — на дверь или на телефон. Но когда они оказались в приемной, ее взгляд устремился совсем в другое место. Хоби замер, стоя перед ней, и Джоди пришлось сделать шаг вперед, чтобы встать рядом с ним. Они оба уставились на парня, который отправился за кофе.
Он был ниже ростом, чем Хоби и Тони, но шире в плечах. На нем был темный костюм. И он лежал на спине как раз напротив двери, ведущей в офис. Ноги были вытянуты, носки туфель разведены в стороны. Голова опиралась на стопку телефонных справочников, глаза были широко раскрыты. Они смотрели вперед, но ничего не видели. Левую руку он закинул назад ладонью вверх, в дикой пародии приветствия. Правая рука была вытянута вдоль тела, а отсеченная кисть лежала на ковре в шести дюймах от манжета рубашки. Она услышала, как Хоби захрипел, повернулась и увидела, что он уронил дробовик и схватился левой рукой за дверь. Рубцы на лице оставались розовыми, но остальная кожа смертельно побледнела.
Глава 17
Ричер получил свое имя Джек от отца, обычного янки из Нью-Гэмпшира, который испытывал невыразимый ужас перед любыми проявлениями фантазии. Однажды в конце октября, во вторник, на следующее утро после рождения сына, он вошел в родильное отделение, вручил жене маленький букетик цветов и сказал: «Мы назовем его Джеком». Он обошелся без второго имени. Джек Ричер, и больше ничего. Имя было уже вписано в свидетельство о рождении, поскольку по дороге он зашел в расположение роты и отправил телекс в Берлинское посольство. Еще один гражданин Соединенных Штатов, рожденный за океаном, получивший имя Джек Ричер.
Его мать не стала возражать. Она любила своего мужа за его аскетическую сдержанность, потому что была француженкой и в этом его качестве видела нечто европейское, благодаря чему он становился ей ближе. В те послевоенные десятилетия она находила огромную разницу между Европой и Америкой. Богатство и изобилие резко контрастировали с бедностью и усталостью послевоенной Европы. Но ее собственный янки из Нью-Гэмпшира не нуждался ни в богатстве, ни в изобилии. Ему нравились обычные, самые простые вещи, что вполне ее устраивало, даже если это распространялось на имена ее детей.
Первого ребенка он назвал Джо. Не Джозеф, а просто Джо. Без второго имени. Конечно, она любила мальчика, но имя ей не нравилось. Оно было коротким и резким, а французский акцент мешал ей четко произносить первую букву. Получалось нечто похожее на «Ж». Словно мальчика звали Жо. Джек звучало гораздо лучше, а при ее акценте это имя превращалось в Жака — весьма распространенное во Франции имя. По-английски Жак — это Джеймс. Про себя она всегда называла своего второго сына Джеймсом.
Но странное дело: никто и никогда не называл его по имени. Никто не знал, почему так получилось, но Джо всегда называли Джо, а Джека — Ричером. Она и сама так поступала. И не понимала почему. Она высовывала в окошко голову и кричала:
— Джо! Иди ужинать! И приведи с собой Ричера!
И оба ее милых сына прибегали домой.
То же самое произошло в школе. Это стало одним из самых ранних воспоминаний Ричера. Он был спокойным серьезным мальчиком и никак не мог понять, почему брата называли по имени, а к нему обращались по фамилии. Во время бейсбольных матчей команды выбирал мальчик, у которого была бита. Он поворачивался к братьям и говорил: «Я беру Джо и Ричера». И все остальные дети поступали так же. И учителя. Его называли Ричером даже в детском саду. Каким-то образом имя Ричер увязалось за ним и дальше. Как сын военного, он сменил дюжину школ. И всякий раз новый учитель — иногда это случалось на другом континенте — кричал: «Иди сюда, Ричер!»
Однако он быстро к этому привык и продолжал жить, отзываясь на это имя. Он Ричер, всегда им был и всегда будет. Когда первая девушка, с которой он пошел на свидание, смущенно спросила: «Как тебя зовут?», он без колебаний ответил: «Ричер». И все женщины называли его именно так. «Ммм, Ричер, я тебя люблю», — шептали они ему в ухо. Все. Даже Джоди. Он появился во дворе дома Леона, она посмотрела на него и сказала: «Привет, Ричер». После пятнадцати долгих лет разлуки она точно знала, как его следует называть.
Однако она не назвала его Ричером, когда позвонила по мобильному телефону. Он нажал на кнопку и сказал: «Алло», а она ответила: «Привет, Джек». И это прозвучало как вой сирены. А потом она спросила: «Где ты?» — и он услышал в ее голосе такое напряжение, что запаниковал и не сразу сообразил, что́ она имеет в виду. Его имя стало просто подарком судьбы. «Привет, Джек» означало «Hijack».
[19]
Уже через секунду Ричер понял: у нее неприятности. Большие неприятности, однако Джоди оставалась дочерью Леона, способной рассуждать в любых ситуациях, что позволило ей предупредить его двумя короткими словами в самом начале своего отчаянного телефонного звонка.
Hijack. Тревога. Предупреждение о начале военных действий. Он моргнул один раз, подавил страх и принялся за работу. Первым делом он солгал. Во время военных действий все решает время и пространство. Расположение сил. Нечто вроде диаграммы в четырех измерениях. Первый шаг состоит в дезинформации врага. Пусть он считает, что твоя диаграмма имеет совсем другую форму. Ты предполагаешь, что все средства связи перехвачены врагом, и снабжаешь его ложными сведениями. И получаешь преимущество.
Он не был в Сент-Луисе. Ему не требовалось туда лететь. Ведь на свете существуют телефоны, а он уже имел рабочие отношения с Конрадом. Ричер позвонил с Гринвич-авеню и рассказал все, что ему было необходимо знать, и Конрад перезвонил ему через три минуты, поскольку нужное досье начиналось с буквы «А» и находилось ближе всего к столу солдата, который носил досье. Пешеходы потоком текли мимо него, пока Ричер слушал, как Конрад читает ему досье вслух. Через двенадцать минут Ричер повесил трубку, зная все, что ему могло потребоваться.
Он поехал на «линкольне» по Седьмой авеню и оставил его в квартале от башен-близнецов. Он перешел площадь и уже входил в Южную башню, когда позвонила Джоди. Ричер находился в том же здании, только на первом этаже. Он разговаривал с охранником — именно его голос услышала Джоди по телефону. Ричер сильно побледнел, когда убрал телефон в карман и сел в скоростной лифт. Палец сам нажал кнопку восемьдесят девятого этажа. Ричер вышел из лифта и немного постоял, стараясь успокоить дыхание. Нужен план. Ричер решил, что восемьдесят девятый этаж спланирован так же, как восемьдесят восьмой. Здесь было пусто и тихо. Вдоль узких коридоров шли двери со стеклянными глазками в центре. Над каждой имелась табличка с надписью и звонок.
