— Но теперь мы можем это доказать, — сказал Хоби, достал из папки очередную фотографию и протянул Ричеру.
Она была более свежей, с яркими блестящими красками — теле-фотоснимок, сделанный через тропическую растительность. Бамбуковый забор, переплетенный колючей проволокой. Азиат в коричневой форме и бандане. В руках у него винтовка, советский «АК-47», это видно совершенно ясно и четко. И еще один человек — европейского типа, лет пятидесяти, высокий, изможденный, худой, сутулый и седой, в выцветшей и сильно истрепанной военной форме. Он стоит боком к азиату, но по его позе видно, что он от него отшатнулся.
— Это Виктор, — сказала миссис Хоби. — Наш сын. Фотография сделана в прошлом году.
— Мы спрашивали о нем в течение тридцати лет, — проговорил Хоби, — но никто не хотел нам помочь. Мы спрашивали всех, кого могли. А потом нам удалось найти одного человека, который рассказал нам про засекреченные лагеря. Их немного, всего несколько, и в них осталась лишь горстка заключенных. Большинство уже умерли. Одни от старости, другие от голода и лишений. Этот человек побывал во Вьетнаме и все для нас узнал. Ему даже удалось подобраться совсем близко к лагерю и сделать фотографию. А еще он поговорил с другим заключенным через колючую проволоку. Он спросил, как зовут мужчину, которого он только что сфотографировал. И тот сказал, что это Вик Хоби, пилот вертолета Первого воздушно-десантного отряда.
— У того человека не было денег, чтобы освободить нашего сына, — сказала миссис Хоби. — Мы отдали ему все свои сбережения, чтобы оплатить его первую поездку. У нас совсем ничего не осталось. Поэтому когда мы познакомились в больнице с генералом Гарбером, мы рассказали ему нашу историю и попросили, чтобы он попытался убедить правительство спасти нашего сына.
Ричер не мог оторвать глаз от фотографии и от человека с изможденным лицом, изображенного на ней.
— Кто еще видел эту фотографию?
— Только генерал Гарбер, — ответила миссис Хоби. — Тот человек, который ее сделал, сказал, что мы должны хранить ее в секрете. Потому что это очень тонкое политическое дело. И очень опасное. Ужасный факт, похороненный в истории нашей страны. Но мы должны были показать ее генералу Гарберу, потому что он мог нам помочь.
— И что вы хотите, чтобы я сделал? — спросил Ричер.
Снова наступила тишина, которую нарушало лишь шипение кислорода, бегущего по прозрачным пластиковым трубкам. Губы старика дрожали, но он сумел с собой справиться и произнес:
— Я хочу, чтобы он вернулся. Хочу перед смертью еще раз увидеть моего сына.
После этого старики замолчали, дружно повернулись к фотографиям в рамках, стоящим на каминной полке, и, казалось, забыли про Ричера. Потом старик взглянул на Ричера, обеими руками с трудом поднял с колен кожаную папку и протянул ему.
Папка была совсем тонкой. Кроме трех фотографий, которые Ричер уже видел, в ней лежало несколько писем от их сына и официальное извещение Военного департамента. А также документы, указывающие на ликвидацию всех их сбережений и перевод удостоверенным чеком восемнадцати тысяч долларов на указанный адрес в Бронксе с целью организовать разведывательную экспедицию во Вьетнам под руководством некоего человека по имени Раттер.
Письма от их сына начинались короткими записками из разных мест на юге, сделанными в Диксе, Полке, Уолтерсе, Раккере, Бельвуаре и Беннинге по мере того, как он проходил подготовку. Затем краткое письмо из Мобила в Алабаме, когда он сел на корабль, чтобы отправиться в месячное путешествие через Панамский канал и Тихий океан в Индокитай. Затем совсем короткие телефонограммы из Вьетнама: восемь из них относились к первому сроку пребывания там, и шесть — ко второму. Бумага пролежала в папке тридцать лет и стала сухой и жесткой, точно древний папирус, найденный археологами во время раскопок.
Письма Виктора Хоби оказались самыми обычными, полными банальных фраз, которые пишет молодой солдат домой. Миллионы родителей по всему миру хранят старые письма вроде этого, написанные в разные времена, с разных войн, на разных языках, но с одинаковым содержанием: еда, погода, разговоры о военных действиях, уверения в том, что все будет хорошо.
Ответы из Военного департамента прошли тридцать лет бюрократической машины. Первые были отпечатаны на старых пишущих машинках: кривые буквы, неравномерные пробелы и красные пятна в тех местах, где соскользнула лента. Письма, вышедшие из электрических машинок, выглядели лучше и внешне были относительно одинаковыми. Имелось и несколько безупречно напечатанных писем на отличной бумаге — наступила эра компьютеров. Однако содержание везде оставалось одним и тем же. Сведений нет. Пропал во время боевых действий, считается погибшим. Соболезнования. И больше никакой информации.
Сделка с Раттером оставила стариков без денег. У них имелся скромный совместный фонд и немного наличных в банке. Ричер обнаружил листок бумаги, написанный дрожащей рукой, видимо рукой миссис Хоби, где она старательно производила расчеты, урезая суммы, пока они не начали соответствовать выплатам по социальному обеспечению, чтобы набрать как можно больше денег на экспедицию. Деньги из совместного фонда и со счета в банке были сняты восемнадцать месяцев назад, сложены и переправлены в Бронкс. Раттер прислал им квитанцию и подробно расписал, сколько будет стоить экспедиция, которая должна была отправиться немедленно. А также просил сообщить ему любую сколько-нибудь полезную информацию, включая личный номер, послужной список и имеющиеся фотографии.
Через три месяца после этого пришло новое письмо, где сообщалось об обнаружении секретного лагеря, была вложена фотография, сделанная с риском для жизни, и описан короткий разговор с другим заключенным через колючую проволоку. Кроме того, Раттер предоставил подробную разработку спасательной операции стоимостью в сорок пять тысяч долларов, но у стариков Хоби их не было.
— Вы нам поможете? — нарушила молчание пожилая женщина. — Вам все понятно или у вас есть еще какие-то вопросы?
Ричер посмотрел на нее и увидел, что она следила за ним, пока он рассматривал документы в папке. Он закрыл папку и опустил глаза, пытаясь понять только одно: почему Леон не сказал им правду?
Глава 9
Мэрилин Стоун пропустила ланч, потому что была очень занята, но ее это ничуть не огорчило, поскольку ей нравилось, как теперь выглядел их дом. Где-то в разгар работы она вдруг поняла, что смотрит на происходящее совершенно спокойно, и немного удивилась собственной реакции, ведь, в конце концов, она собиралась продать свой дом, который сама совсем недавно выбирала, потратив на это немало сил и времени. Именно о таком доме Мэрилин мечтала всю жизнь. Но реальность превзошла все ее ожидания. В самом начале даже мысли об этом доме приводили ее в восторг, а когда она туда переехала, у нее было ощущение, что она умерла и попала в рай. Но сейчас она смотрела на него как на выставочный экземпляр, предмет, предназначенный на продажу. Она не видела комнаты, которые обставляла и в которых жила, получая от этого огромное удовольствие. Мэрилин Стоун не испытывала боли, не бросала печальные взгляды на уголки, где они с Честером развлекались, ели, спали, смеялись. Ее переполняла решимость довести дом до такого состояния, чтобы перед его красотой не смог устоять ни один покупатель.
