— Не найдено никаких следов ни к телу, ни от тела, — сказал Мани.
С медицинской точки зрения трудно было что-то добавить. Началось разложение, но благодаря сухому воздуху и высокой температуре в пустыне процесс больше напоминал мумификацию. Тело сжалось, уменьшилось. Оно казалось пустым. Имелись незначительные повреждения, нанесенные животными. Очевидно, тело защитили стены оврага.
— Вы его узнаете? — спросил Мани.
— Вообще-то нет, — ответил Ричер.
— Проверьте татуировку.
Ричер не двинулся с места.
— Хотите, чтобы я вызвал санитара? — осведомился Мани.
Ричер покачал головой и просунул руку под ледяное плечо. Приподнял его. Тело сдвинулось как единое целое, словно бревно. Ричер перевернул его спиной вверх, и связанные руки зашевелились, точно отчаянная борьба за свободу продолжалась до самого конца.
«Так наверняка и было», — подумал Ричер.
Татуировка слегка сжалась вместе с усохшей кожей.
И немного выцвела.
Однако сомнений не оставалось.
«ОРОСКО М.»
Под этой надписью виднелся девятизначный номер.
— Это он, — выдавил из себя Ричер, — Мануэль Ороско.
— Приношу свои соболезнования, — сказал Мани.
На некоторое время воцарилось молчание. Тишину нарушал лишь шум вентилятора.
— Вы продолжаете поиски в тех местах? — спросил Ричер.
— Ищем ли мы остальных? — уточнил Мани. — Пожалуй, нет. Ведь речь не идет об исчезнувшем ребенке.
— Франц находится здесь? В одном из этих проклятых ящиков?
— Вы хотите на него взглянуть? — спросил Мани.
— Нет, — ответил Ричер, потом перевел взгляд на Ороско. — Когда будет вскрытие?
— Скоро.
— Даст ли нам что-нибудь изучение шнура?
— Боюсь, его можно купить в любом месте.
— Можно ли установить время смерти?
По лицу Мани проскользнула удовлетворенная улыбка полицейского.
— Мы знаем, когда он упал на землю.
— И когда же это произошло?
— Три или четыре недели назад. Раньше Франца, по нашему мнению. Но наверняка мы никогда не узнаем.
— Мы узнаем, — сказал Ричер.
— Как? — удивился Мани.
— Я спрошу у того, кто это сделал. И он мне расскажет. Он будет об этом умолять.
— Никаких независимых действий, вы помните?
— Только в ваших мечтах.
Мани остался оформлять бумаги. А Ричер, Нигли, Диксон и О'Доннел спустились на лифте вниз, к теплу и солнечному свету. Они остановились на парковке. Все молчали. Каждый с трудом сдерживал ярость. Солдат знает, что такое смерть. Он сталкивается с ней постоянно. Он живет с ней рядом и принимает смерть. Некоторые даже ждут ее. Но в глубине души каждый хочет, чтобы она была честной. Я против нее, и пусть лучший из нас победит. Смерть должна быть благородной. Победа или поражение, но каждый мечтает умереть с достоинством.
Солдат, погибший со связанными за спиной руками, — худшее, что можно себе представить. Беспомощность, покорность и жестокость. Бессилие.
Потеря всех иллюзий.
— Пойдем, — сказала Диксон. — Не будем терять время.
Глава 37
В отеле Ричер некоторое время сидел, глядя на фотографию, которую отдал ему Мани. Кадр с камеры видеонаблюдения. Аптека. Четверо мужчин перед прилавком. Мануэль Ороско стоит слева и с нетерпением смотрит направо. Рядом спокойно стоит Кельвин Франц, сунув руки в карманы. Тони Суон глядит прямо перед собой. И Хорхе Санчес справа, оттягивает пальцем воротник.
Четверо друзей.
Двое из них мертвы.
Вероятно, мертвы все четверо.
— Жизнь — дерьмовая штука, — сказал О'Доннел.
Ричер кивнул.
— Но мы с этим справимся.
— В самом деле? — спросила Нигли. — И на этот раз?
— Прежде всегда справлялись.
— Такого прежде не случалось.
— Мой брат умер.
— Я знаю. Но это хуже.
Ричер снова кивнул.
— Да, хуже.
— Я надеялась, что остальные трое живы.
— Мы все надеялись.
— Но это не так. Они мертвы.
— Похоже на то.
— Нужно работать, — сказала Диксон. — Больше нам ничего не остается.
Они поднялись в номер Диксон, но работа — понятие относительное. Они зашли в тупик. Не осталось ни одной ниточки. Их настроение не улучшилось, когда они перешли в номер Нигли и она получила ответ от своего приятеля в Пентагоне.
«Извини, но ничего не выходит. „Новая эра“ засекречена». Всего восемь слов, холодных и равнодушных.
— Получается, он не так уж сильно тебе должен, — заметил О'Доннел.
— Ты ошибаешься, — возразила Нигли. — Очень сильно ошибаешься. Его ответ больше говорит о «Новой эре», чем о наших отношениях.
Нигли проверила другие сообщения в своем почтовом ящике. И замерла. Она получила еще одно сообщение от того же человека. Другой вариант имени, другой электронный адрес.
— Адрес одноразового использования, — сказала Нигли и открыла сообщение.
В нем говорилось: «Фрэнсис, рад тебя слышать. Нам нужно встретиться. Может, пообедаем или ты предпочитаешь сходить в кино? Я должен вернуть тебе диски Хендрикса. Спасибо, они мне ужасно понравились. Шестая песня второго альбома динамически безупречна. Дай мне знать, когда в следующий раз будешь в Вашингтоне. Пожалуйста, позвони как можно скорее».
— Ты собираешь диски? — поинтересовался Ричер.
— Нет, — ответила Нигли. — И не переношу Джимми Хендрикса.
— Ты ходила в кино или на свидания с этим парнем? — спросил О'Доннел.
— Никогда, — ответила Нигли.
— Значит, он путает тебя с другой женщиной.
— Сомневаюсь, — пробормотал Ричер.
— Это шифр, — сказала Нигли. — Он отвечает на мой вопрос. Иначе быть не может. Он дал мне официальный ответ со своего обычного электронного адреса, а потом послал кодовое сообщение с одноразового. Так он прикрывает свою задницу.
— Что за шифр? — спросила Диксон.
— Это как-то связано с шестой песней второго альбома Хендрикса.
— А каким был второй альбом Джимми Хендрикса?
— «Electric Ladyland»? — высказал предположение О'Доннел.
— Этот альбом вышел позднее, — возразила Диксон. — Первый назывался: «Are You Experienced».
