Блейк отвернулся к стене.
— Где сейчас банки?
— Здесь, в криминалистической лаборатории, — ответил Пултон. — С ними работают эксперты.
— Отнеси им отвертку. Пусть проверят, соответствуют ли следы.
Помощник Стейвли убрал отвертку в чистый полиэтиленовый пакет. Пултон снял халат, сбросил бахилы и поспешно вышел.
— Но зачем? — спросил Блейк. — Зачем заставлять убитую царапать себе лицо?
— Гнев? — предположил Ричер. — Желание наказать? Унизить? Меня с самого начала мучил вопрос, где следы жестокости.
— Раны поверхностные, — сказал Стейвли. — Полагаю, они немного кровоточили, но не были болезненными. Их глубина одинакова на всем протяжении. То есть, убитая не дрожала.
— Быть может, это что-то ритуальное, — предположил Блейк. — Имеет какой-то символический смысл. Четыре параллельные линии ничего не означают?
— По крайней мере, для меня ничего, — покачал головой Ричер.
— Как она была убита? — спросил Блейк. — Вот что нам необходимо узнать в первую очередь.
— Быть может, убийца заколол ее отверткой, — предположила Харпер.
— Никаких следов этого, — возразил Стейвли. — Нигде нет колотых ран, которые могли бы стать смертельными.
Он уже оторвал от тела последний кусок резины и смывал краску с живота, помогая струе ацетона затянутыми в перчатку пальцами. Помощник убрал кусок резины, и тело осталось обнаженным под ярким светом, обмякшее и совершенно безжизненное. Ричер смотрел на него и вспоминал красивую, жизнерадостную женщину, улыбавшуюся и излучавшую энергию подобно крохотному солнцу.
— Можно ли убить человека так, чтобы это не мог определить патологоанатом? — спросил он.
Стейвли покачал головой.
— Нет, если этот патологоанатом — я.
Перекрыв струю ацетона, он отпустил шланг, и тот втянулся в отверстие в потолке. Подойдя к стене, Стейвли переключил вентиляцию в нормальный режим. В помещении снова стало тихо. Тело лежало на столе, по возможности отмытое от краски. В порах и складках кожи остались зеленые подтеки, сама кожа была мертвенно-бледной и одутловатой, словно кожа существа, живущего на дне моря. Слипшиеся остатки грубо отрезанных волос, обрамляющие мертвое лицо, топорщились от краски.
— Существует всего два способа лишить человека жизни, — сказал Стейвли. — Можно или остановить сердце, или прекратить подачу кислорода к мозгу. Но сделать одно или другое, не оставив никаких следов, чертовски сложно.
— Как можно остановить сердце? — спросил Блейк.
— Если речь не идет о том, чтобы продырявить его пулей? Лучший способ — закупорка артерии воздухом. В кровяной поток вводится достаточно большой пузырек воздуха. Кровь перемещается по телу поразительно быстро, и пузырек воздуха ударит по внутренней стенке сердца словно камень, словно крошечная пуля, выстреленная изнутри. Как правило, это приводит к летальному исходу. Вот почему медсестра поднимает шприц, ударяет по нему ногтем и выпускает через иголку немного жидкости. Для того, чтобы убедиться, что внутри не осталось воздуха.
— Но след от укола будет виден, разве не так?
— Может быть, и не виден. Определенно, на таком трупе его не обнаружить. Кожные покровы испорчены краской. Но можно будет обнаружить внутренние повреждения, причиненные сердцу. Разумеется, я проверю это во время вскрытия, однако особой надежды нет. В предыдущих трех случаях ничего похожего не было. А ведь мы исходим из предположения, что убийца действует одним и тем же способом, верно?
Блейк кивнул.
— А что насчет перекрытия подачи кислорода мозгу?
— Говоря простым языком, это удушение, — сказал Стейвли. — Удушить человека можно, практически не оставляя следов. Классический случай — старику, слабому и беспомощному, зажимают лицо подушкой. Доказать что-либо практически невозможно. Но в данном случае речь идет не о беспомощном старике. Убитая была молода и сильна.
Ричер кивнул. В своей долгой и бурной карьере ему однажды, давным-давно пришлось задушить человека. Для этого ему пришлось приложить все свои силы, чтобы прижать его лицом к матрасу, пока тот вырывался и бился в предсмертных судорогах.
— Элисон Ламарр оказала бы отчаянное сопротивление, — сказал он.
— Да, согласен с вами, — подтвердил Стейвли. — Но взгляните на нее. Взгляните на ее мускулатуру. Справиться с ней было бы очень непросто.
Ричер наоборот отвел взгляд. В помещении было прохладно и тихо. Жуткая зеленая краска была повсюду.
— Я считаю, она ложилась в ванну еще живая, — сказал он.
— Основания? — спросил Стейвли.
— Никаких следов, — ответил Ричер. — Абсолютно никаких. В ванной царила безукоризненная чистота. Сколько весила Элисон Ламарр? Сто двадцать фунтов? Сто двадцать пять? Слишком большая тяжесть, чтобы опустить ее в ванну и не оставить никаких следов.
— А может быть, краска была вылита потом, — предположил Блейк. — Уже на тело.
Ричер покачал головой.
— В таком случае оно неизбежно бы всплыло. Нет, судя по всему, Элисон Ламарр сама погрузилась в краску, как обычно погружаются в ванну. Понимаете, да: сначала попробовать воду пальцами ноги, затем опуститься.
— Надо будет провести эксперимент, — сказал Стейвли. — Но я склонен согласиться, что убитая умерла уже в ванне. В предыдущих трех случаях не было никаких указаний на то, что к убитым вообще прикасались. Ни шрамов, ни ссадин, ни посмертных повреждений. При перемещении трупа обычно повреждаются связки в суставах, потому что их уже не оберегает напряжение мышц. Пока что я считаю, что убитые делали все сами.
— За исключением того, что они не убивали сами себя, — заметила Харпер.
Стейвли кивнул.
— Смерть без посторонней помощи в ванной ограничивается утоплением в состоянии алкогольного или наркотического опьянения или вскрытием вен в теплой воде. Очевидно, в данном случае речь о самоубийстве не идет.
— И никто из женщин не утонул, — добавил Блейк.
Стейвли снова кивнул.
— По крайней мере, три первые жертвы не утонули. В легких никаких посторонних жидкостей. Мы узнаем это, как только осуществим вскрытие, но я опять-таки не склонен к оптимизму.
— Черт побери, так как же она умерла? — спросил Блейк.
Стейвли посмотрел на мертвое тело, и у него на лице появилось что-то вроде сострадания.
— Пока что у меня нет никаких мыслей. Дайте мне часа два, три, возможно, я что-нибудь найду.
— Никаких мыслей?
— Ну, у меня была одна теория, — сказал Стейвли. — Я построил ее на основании предыдущих трех случаев. Вся беда в том, что сейчас я считаю свою теорию абсурдной.
— Что за теория?
Стейвли покачал головой.