– Одиннадцать пах-пах, – усмехнулся Поли.
Не слишком обнадеживающий ответ. «Одиннадцать пах-пах» – на военном сленге 11П, пехота специального назначения. Имея дело с гигантом, который весит четыреста фунтов и имеет мышцы из стали и стероидов, я бы предпочел, чтобы его военная специальность была техник или машинист-стенографист. Только не пехота специального назначения. Особенно если этот четырехсотфунтовый гигант не любит офицеров и отсидел восемь лет в Ливенуорте за то, что избил одного из них.
– Войдем в дом, – предложил я. – Здесь сыро.
Я произнес это тем тоном, который вырабатывается у всех, кто поднимается по службе выше капитана. Мягко, доброжелательно. Лейтенанты говорят не так. Это вроде бы приглашение, но в то же время и приказ. В нем отчетливо звучит подтекст: «Слушай, мы свои люди, и нашим отношениям не должна мешать разница в званиях».
Поли долго смотрел на меня. Затем развернулся и боком скользнул в дверь. Пригнул подбородок к груди, чтобы пройти под притолокой. Высота потолка была футов семь. Мне он показался низким. Поли буквально утыкался в него головой. Я не вынимал руки из карманов. Капли воды стекали с дождевика Поли и образовывали лужицы на полу.
В домике стоял резкий кислый животный запах. Как в питомнике. И было очень грязно. Небольшая гостиная сообщалась с кухней. За кухней был крохотный коридор с туалетом направо и спальней в конце. И все. В городах таких тесных квартир не бывает. Повсюду царил страшный беспорядок. В мойке грязная посуда. Гостиная завалена одноразовыми тарелками и чашками и предметами спортивной одежды. У одной стены старый диван, напротив новый телевизор. Диван продавлен огромной тушей Поли. На полках, на столе, повсюду флаконы из-под таблеток. Из-под витаминов, но в основном из-под других препаратов.
В гостиной висел пулемет. Старый советский НСВ. Снятый с башни танка. Поли подвесил его на цепи посреди комнаты. Пулемет болтался подобно зловещей скульптуре. Подобно творению Александра Калдера, которые сейчас устанавливают во всех аэропортах. Пулемет можно было разворачивать в любую сторону. Из него можно вести огонь как в наружное, так и во внутреннее окно, словно в амбразуры. Поле ограниченное, но можно держать под огнем сорок ярдов дороги на запад и сорок ярдов дорожки на восток. Боепитание осуществлялось лентой из открытого ящика с патронами, установленного на полу. Вдоль стены стояло еще ящиков двадцать. Матового защитного цвета, с надписями по-русски и красными звездами.
Пулемет был настолько большой, что мне пришлось прижаться спиной к стене, чтобы его обойти. Я заметил два телефонных аппарата. Один, вероятно, подключен к внешней линии. Другой – к внутренней сети, связывающей домик привратника с особняком. На стене висели коробки охранной сигнализации. Вероятно, к одной подключены датчики на ничейной территории. К другой – датчик, реагирующий на движение, установленный на воротах. На экране застыла черно-белая картинка с камеры наружного наблюдения.
– Ты ударил меня ногой, – начал Поли.
Я молчал.
– Потом ты попытался наехать на меня машиной, – продолжал он.
– Предупредительные выстрелы, – сказал я.
– Насчет чего?
– Дьюка больше нет.
Поли кивнул.
– Слышал.
– Так что теперь вместо него я, – сказал я. – Ты отвечаешь за ворота, я отвечаю за дом.
Он снова кивнул. Ничего не сказал.
– Теперь я отвечаю за Беков, – продолжал я. – Отвечаю за их безопасность. Мистер Бек мне доверяет. Доверяет настолько, что дал мне оружие.
Все это время я пристально смотрел на Поли. От такого взгляда люди начинают ощущать боль между глаз. Именно в этот момент химия и стероиды должны были бы вступить в действие, и Поли, глупо ухмыльнувшись, должен был бы объявить: «Ну, он больше не будет тебе доверять, после того, как я скажу ему о том, что нашел в скалах, да? После того, как я скажу ему, что у тебя уже было оружие». Он должен был бы заерзать, усмехнуться и заговорить нараспев. Но Поли ничего не сказал. И ничего не сделал. Вообще никак не отреагировал на мои слова, если не считать того, что его взгляд стал чуть рассеянным, словно Поли пытался просчитать, что все это значит для него лично.
– Ты все понял? – спросил я.
– Был Дьюк, а теперь вместо него ты, – равнодушно промолвил он.
Значит, мой тайник обнаружил не он.
– Я отвечаю за всю семью, – повторил я. – В том числе и за миссис Бек. Игра закончена, договорились?
Поли молчал. От того, что приходилось задирать голову, у меня уже начинала ныть шея. Мой позвоночник больше привык к тому, чтобы я смотрел на собеседника сверху вниз.
– Договорились? – повторил я.
– Или?
– Или нам с тобой придется постоянно сталкиваться друг с другом.
– Лично я с удовольствием.
Я покачал головой.
– Никакого удовольствия не будет. Даже не мечтай. Я разорву тебя на части, кусок за куском.
– Ты так думаешь?
– Ты бил военного полицейского? – спросил я. – Когда служил в армии?
Поли не ответил. Лишь молча отвел взгляд. Вероятно, вспоминая свой арест. Наверное, он оказал сопротивление и его пришлось немного усмирить. А затем, скорее всего, он где-нибудь скатился кубарем с лестницы, так что ему здорово досталось. Где-нибудь по дороге от места задержания до тюремной камеры. Совершенно случайно. При определенных обстоятельствах такое происходит сплошь и рядом. Впрочем, офицер, производивший задержание, наверняка захватил с собой шестерых дюжих ребят. Лично я захватил бы восьмерых.
– А потом я выставлю тебя за дверь, – продолжал я. Его взгляд вернулся на меня, медленно и лениво.
– Не сможешь, – сказал Поли. – Я работаю не на тебя. И не на Бека.
– А на кого ты работаешь?
– На одного человека.
– Этот один человек имеет имя?
Он покачал головой.
– Фишка не ложится.
Не вынимая рук из карманов, я протиснулся мимо пулемета. Направился к выходу.
– Теперь мы с тобой все уладили? – спросил я.
Поли посмотрел на меня. Ничего не сказал. Но он оставался спокоен. Наверное, его утренняя доза была хорошо сбалансирована.
– Ты оставишь миссис Бек в покое, так? – спросил я.
– Пока ты здесь, – ухмыльнулся Поли. – Ты будешь здесь не вечно.
«Надеюсь», – подумал я. Зазвонил телефон. Внешняя линия, решил я.
Вряд ли Элизабет или Ричард стали бы звонить Поли из дома. В тишине звонок прозвучал особенно громко. Поли снял трубку и назвал свое имя. После чего стал молча слушать. Я слышал отзвуки доносившегося из трубки голоса, отдаленного и неразборчивого, с вибрацией и металлическим гудением, не позволявшим разобрать ни слова. Неизвестный говорил меньше минуты. Поли положил трубку, затем нежно качнул ладонью пулемет на цепи. Я догадался, что это умышленная имитация того, что я сделал с тяжелой боксерской грушей в тренажерном зале в то утро, когда мы впервые встретились. Поли ухмыльнулся.
