— Сидеть! — приказал Ричер.
Он произнес это слово спокойно, но твердо. Основной упор на взрывном согласном в конце слова. Собака автоматически подчинилась. Перенесла вес тела на задние лапы и села. Вторая собака словно тень повторила движения вожака. Сев друг рядом с другом, собаки не отрывали взгляд от Ричера.
— Ложиться! — приказал тот.
Собаки не шелохнулись. Остались сидеть, озадаченно глядя на Ричера. Возможно, он произнес не то слово. Не ту команду, которой они были обучены.
— Лежать! — приказал Ричер.
Собаки вытянули передние лапы вперед и плюхнулись брюхом на землю. Продолжая смотреть на Ричера.
— Место! — приказал тот.
Бросив на собак суровый взгляд, он развернулся и пошел прочь. Заставляя себя идти медленно. Отойдя на пять ярдов, Ричер обернулся. Собаки лежали на земле. Выкрутив головы, провожая его взглядом.
— Место! — повторил Ричер.
Собаки остались на месте. Он ушел в лес.
* * *
Со стороны Бастиона доносился людской гомон. Шум толпы внушительных размеров, которая старается соблюдать тишину. Ричер услышал его еще тогда, когда находился к северу от плаца. Он обогнул плац, оставаясь в зарослях, и прошел к дальнему концу стрельбища. Обогнул столовую. Описал круг в глубине леса, занимая нужную позицию. Осторожно подкрался ближе, чтобы было лучше видно.
У Бастиона собралось человек тридцать. Они стояли плотной группой. Стремясь сбиться в кучу. Одни мужчины, все в форме защитного цвета, все вооруженные до зубов. Автоматические винтовки, пулеметы, гранатометы, подсумки, раздувающиеся от запасных магазинов. Толпа колебалась. Плечи соприкасались и расходились. Ричер разглядел в центре Бо Боркена. Тот держал в руке черную рацию. Ричер ее узнал. Это была рация Джексона. Боркен забрал ее из кармана Фаулера. Сейчас он держал рацию у уха. Уставившись в пустоту, словно он только что включил ее, а теперь ждет ответа.
Глава 40
Макграт выхватил рацию из кармана. Раскрыл ее и недоуменно уставился на экран. Рация громко пищала у него в руке. Шагнув, Уэбстер отобрал ее у него. Укрылся за скалой и нажал клавишу.
— Джексон? Говорит Гарланд Уэбстер.
Макграт и Джонсон поспешили к нему. Все трое стояли, пригибаясь за выступом скалы. Уэбстер отнял рацию на дюйм от уха, чтобы было слышно и остальным. В тишине гор под прикрытием скалы отчетливо слышались треск электрических разрядов, шипение и частое дыхание человека на противоположном конце. Наконец прозвучал голос:
— Гарланд Уэбстер? Вот как, самый главный!
— Джексон? — снова спросил директор ФБР.
— Нет, — ответил голос, — это не Джексон.
Уэбстер вопросительно посмотрел на Макграта.
— А кто это?
— Бо Боркен. Точнее, с сегодняшнего дня президент Боркен. Президент Свободных Штатов Америки. Но не стесняйтесь, говорите.
— Где Джексон? — спросил Уэбстер.
Последовала пауза. Наполненная лишь слабым электронным шумом телекоммуникационной аппаратуры ФБР. Спутники связи и короткие волны.
— Где Джексон? — повторил свой вопрос Уэбстер.
— Он умер.
Директор ФБР снова посмотрел на Макграта.
— Как?
— Умер, и все. Должен сказать, относительно быстро.
— Он заболел? — продолжал Уэбстер.
Последовала еще одна пауза. Затем послышался смех. Высокий, пронзительный звук. Громкий, визгливый смех, который перегрузил динамик рации, исказился и отразился от скалы.
— Нет, он не заболел, Уэбстер, — сказал Боркен. — Напротив, он был совершенно здоров, если не считать последних десяти минут жизни.
— Что вы с ним сделали?
— То же самое, что я собираюсь сделать с дочкой генерала, — сказал Боркен. — Слушайте, и я расскажу вам все в мельчайших подробностях. Вам следует обратить на это внимание, потому что вы должны знать, с чем столкнулись. Мы настроены серьезно. Мы не собираемся шутить, вы понимаете?
Джонсон придвинулся ближе. Бледный, взмокший от пота.
— Ах ты спятивший ублюдок!
— А это еще кто такой? — спросил Боркен. — Неужели наш генерал, собственной персоной?
— Это генерал Джонсон, — сказал Уэбстер.
Из рации донесся смешок. Короткий, удовлетворенный.
— Полный набор, — сказал Боркен. — Директор ФБР и председатель объединенного комитета начальников штабов. Поверьте, мы польщены. Впрочем, надеюсь, рождение нового государства не заслуживает меньшего.
— Что вы хотите? — спросил Уэбстер.
— Мы его распяли, — не обращая на него внимание, продолжал Боркен. — Нашли пару деревьев в ярде друг от друга и прибили его гвоздями. И то же самое мы сделаем с вашей дочерью, генерал, если вы только переступите черту. Затем мы отрезали вашему Джексону яйца. Он кричал и вопил, умоляя пощадить его, но мы все равно сделали то, что хотели. С вашей малышкой мы так поступить не сможем, поскольку она женщина и все такое, но можете не сомневаться, мы обязательно придумаем какую-нибудь равноценную замену, вы понимаете, что я имею в виду? Как вы думаете, генерал, она будет молить о пощаде? Вы знаете ее лучше меня. Лично я ставлю на то, что будет. Ваша дочь мнит себя крепким орешком, но когда она увидит лезвие совсем рядом, она быстренько сменит свою песню, я в этом уверен.
Джонсон побледнел еще больше. Вся кровь просто схлынула с его лица. Отшатнувшись назад, он тяжело опустился на выступ скалы. Беззвучно шевеля губами.
— Эй, вы, ублюдки, какого черта вы хотите? — выкрикнул Уэбстер.
Снова наступила тишина. Затем голос вернулся, спокойный и решительный.
— Я хочу, чтобы вы прекратили кричать. И извинились передо мной за свой крик. Я хочу, чтобы вы извинились за то, что назвали меня бранным словом. Я президент Свободных Штатов, и со мной надо обращаться вежливо, с должным уважением, вам не кажется?
Боркен говорил тихим голосом, но Макграт отчетливо слышал каждое слово. Он в ужасе посмотрел на Уэбстера. Игра еще не успела начаться, а они уже были близки к поражению. Правило номер один требует вести переговоры. Говорить, говорить и говорить, постепенно захватывая лидирующую роль. Утверждая свое превосходство. Классическая теория ведения осады. Но если начать переговоры с извинений за крик, можно сразу распроститься со всеми надеждами на превосходство. Это все равно, что лечь кверху брюхом. С этого момента ты становишься тряпкой, о которую вытирают ноги. Макграт решительно закачал головой. Уэбстер кивнул. Молча. Он держал рацию, не говоря ни слова. Зная, как нужно себя вести. Ему уже приходилось бывать в подобном положении. И не раз. Он все понимал. Сейчас первым должен был заговорить слабейший. И Уэбстер был решительно настроен молчать до победного конца. Уставившись себе под ноги, он ждал.
