А потом был такой прикол! Мы возвращались в корпус обходной дорогой — хотели немного погулять — и вдруг услышали звон и какие-то странные крики. Когда подошли поближе, то увидели Ленку и Петю. Оказывается, не одни мы шизанулись — эти двое дрались на бутафорских шпагах. Так смешно! Мы понаблюдали за ними немножко, а потом ушли — каждый сходит с ума по-своему. Мы долго молчали, а потом я сказала, что Петька, по-моему, все-таки влюбился в меня, и объяснила, что именно поэтому он, наверное, так плохо играл сегодня на репетиции. Но Пашка вдруг напрягся и сказал, что слышать больше не желает об этом тупоголовом осле. А потом он вдруг спросил меня, знаю ли я об их ссоре и на чьей я стороне. А я об утренней ссоре узнала от Ленки — она все видела во время тренировки. Я еще тогда для себя решила, что считаю неправыми их обоих, и так все честно и выложила. Глупо ссориться сейчас, заранее, когда они ни с кем в футбол еще и не играли и до премьеры далеко! Пашка усмехнулся и спросил, чего это я своего любимого Петечку не защищаю. А я поинтересовалась, почему он злится. Тогда он замолчал и больше до самого корпуса не сказал ни слова.
А в холле меня уже ждала Ленка. Едва я вошла, она бросилась ко мне и сказала, что ей нужно сообщить мне что-то очень важное. Договорились поболтать ночью, после отбоя — накануне она упросила Ромашку, с которой я жила раньше, поменяться с ней, и наши кровати теперь стоят рядом.
Я уже догадывалась, что она собирается мне рассказать, — так и оказалось. Ленка выложила мне все: и про то, как они с Петей отрабатывали „влюбленный“ взгляд, и про занятия фехтованием. Ревновать я ни капельки не ревновала, все-таки жалко Ленку, не понимает она, глупая, что делает все совсем не так, чтобы по-настоящему Петьке понравиться. Это фехтование, например. Он же любит женственных девчонок, а не таких, как Ленка, — утром по полю гоняет, вечером на шпагах дерется. И вот от этой жалости я чуть было не взяла да и не выложила Ленке всю правду — про спор парней насчет идеальной девчонки, про наше с Пашкой соглашение, про „мечту“ и про „кошмар“. Но я все никак не могла решиться, а потом вдруг Ленка заговорила совсем о другом — она предложила парней помирить. Я уже тоже об этом думала, поэтому с радостью ее поддержала и спросила, есть ли у нее какие-нибудь идеи. Она сказала, что есть: нам с ней надо все время держаться вместе и организовать из девчонок и парней нашего отряда группу поддержки».
Поставив точку, Марина погасила фонарик и вылезла из-под одеяла. Было темно и тихо, Лена и Надя-Липа, их третья соседка, уже спали. Марина подумала было, что надо бы написать еще и про фенечку — она как раз начала подбираться к букве «П», но не было уже ни сил, ни особого желания.
Не написала она и про начатое утром вместе с Пашей расследование — он поручил ей расспросить дежурных на обоих этажах. Паша завел для «следствия», как он это называл, отдельную тетрадку, которую носил в папке вместе с материалами для спектакля. Марина выполнила поручение, но ей удалось всего-навсего выяснить, что нерадивые дежурные весь день накануне играли в карты и никого и ничего не заметили. Они сказали, что их уже расспрашивали вожатые, и они ответили то же самое. Но рассказать об этой пустячной информации Паше девочка забыла.
Глубоко зевнув, Марина положила блокнотик на тумбочку и закрыла глаза. По привычке начав про себя считать, она заснула на счет «три».
Но было и еще кое-что, чего Марина никак не могла знать и описать в своем дневнике. Для Паши случайная вечерняя тренировка оказалась невероятно важной, может быть, даже переломной в жизни. Он никогда не был хорошим спортсменом и втайне мучился от этого. Не то чтобы ему не хватало силы мышц — дома он качал гантели и подтягивался, — нет, у него, как у многих умных людей, просто не было доверия к своему телу. А без этого невозможны быстрая реакция и автоматизм. И вот сегодня случилось чудо. Он первый раз в жизни доверился своему организму, его рефлексам и координации — и тот не подвел его. Для Паши это было новое, никогда ранее не испытанное ощущение. У него получилось! Так же, как у отчаянных дворовых малолеток, чьей бесшабашности и отвязности он всегда тайно завидовал.
Глава 13
Призраки из прошлого
Держать в тайне подготовку группы поддержки оказалось совсем нетрудно. Выпросив у вожатых ватманов, красок и реек, девчонки и Боря Симон закрылись в свободной в это время комнате заседаний — так называли небольшой, редко используемый кабинет на первом этаже административного корпуса. Занятые подбором костюмов для актеров и утряской расписания соревнований, вожатые не заметили утреннего отсутствия девочек пятого отряда. Но кое-кому было в это утро не по себе — капитан футбольной команды, да и все остальные спортсмены недовольно хмурились, оглядывая пустые трибуны и дорожки стадиона. Игрокам явно чего-то не хватало — может быть, восторженных девчачьих глаз? Или же сказывались последствия вчерашней ссоры? Во всяком случае, игра, как и накануне, не ладилась — Петя мазал, Паша, еле поднявшийся утром после вечерней тренировки, берег себя, да и остальные играли кое-как, вполсилы. Футболисты злились и от этого играли еще хуже.
А у болельщиков в комнате заседаний, наоборот, жизнь кипела. Дебаты по поводу кричалок и девизов довели спорщиков до хрипоты, но к соглашению они так и не пришли. В итоге решили ограничиться самым простым — плакатами с надписью типа «Пятый — значит первый!» и транспарантами «Пятак — чемпион», «Пятак — это класс!» (с легкой руки Сереги команда действительно стала называться «Пятаком»).
И лишь когда главная художница Оля-Ромашка закончила выводить гуашью огромные разноцветные буквы, до Нади-Липы вдруг дошло, что название «Пятак» отлично рифмуется с названием «Спартак».
— А это значит… — начала она.
— Значит, мы можем использовать спартаковские кричалки! — радостно перебил ее толстый Боря Симон. — А у меня их — чемодан! Я же с детства за «спартачей» болею.
Тут же все принялись вспоминать кричалки и сочинять свои: «Ваня Кил — ну ты убил!», «Акула, бей, не жалей!», «Зуй, пасуй!», и прочие строчки родились почти мгновенно. Под руководством Борьки, как самого опытного фаната, тут же состоялась репетиция скандирования кричалок.
— Отлично орете, девочки! — одобрил руководитель. — И плакатами размахиваете вполне профессионально! Уже можно запускать вас на матч «Спартак» — ЦСКА. Вот только для полноты картины нам чего-то не хватает. Чего-нибудь шумного, ядреного, чтобы дух захватывало. Есть какие-нибудь предложения?
— Можно банками из-под пепси греметь, — предложила Оксана. — Или из-под пива. Джин с тоником тоже подойдет. Главное, чтобы пустая. Набить туда камешков или монеток… Вот так, например, — она сделала последний большой глоток из своей банки, достала из кармана пару монеток и, бросив их внутрь, начала громыхать.
— Класс! Аж уши заложило. — Боря потряс головой. — Годится. Птичка, ты назначаешься ответственной за банки. Еще?
— А можно полиэтиленовые пакеты взрывать! — придумала Надя. — Наполнить воздухом, вот так, и — бабах! — Надя сопровождала свои слова показом.
Хлопок от разорвавшейся бомбы получился таким громким, что Боря едва не упал с табуретки.
