Так вот о чем он думает! О бывшей! А что, если вовсе не бывшей?
— Тебя это беспокоит? — спросила я как могла безразличнее, чтоб он не заподозрил, насколько важен мне его ответ.
— Да не, мне по фигу, она зависает с Кирей из третьего, быстро утешилась.
Значит, беспокоит! Раз говорит про то, как она утешилась. А чего он ждал? Думал, Аля слезы лить будет? Смешно, она такая симпатичная, поклонники за ней бегают, уж переживет как-нибудь! Не один он на свете белом — красавец!
— Эй, — позвал Вадик, — ты чего, обиделась, что я про Альку сказал?
— Обиделась? Глупость какая, на что мне обижаться?
Да мне топнуть от злости хочется! Все неправильно! Не должен он вспоминать Алю, ведь я ТУТ, мы вместе и нам так хорошо… или хорошо только мне?
Вадик обнял меня.
— Ну, мало ли… не люблю, когда обижаются из-за бывших.
Вот как… «бывших», наверно, много их — бывших этих, раз он говорит так.
Меня словно кто-то кусает внутри. Больно. Это ревность моя кусается. У нее очень маленькие, острые зубы и несносный характер. А еще она глупа как пробка и совсем недальновидна! Не понимает, что нельзя на первом же свидании права качать! Только портит все!
— Поцелуй меня, — попросил Вадик и подставил губы.
Так-то лучше! Таким он мне нравится!
Только я закрыла глаза, потянулась к нему, как раздался чей-то окрик. Мы отпрыгнули друг от друга.
По пляжу к нам бежал Рома и размахивал руками.
Нашел время явиться! Как всегда!
Иногда меня посещают ужасные мысли, вроде тех, где в моей жизни нет брата. Я его люблю, очень, но бывают дни, когда хочется, чтобы его не было.
— Вы совсем страх потеряли! — первым делом заорал Рома. — Вожатая ищет вас!
— Да идем уже, — раздраженно посмотрел на него Вадик.
Поделом брату! Пусть знает, на кого орать можно, а на кого нет.
Меня переполняет гордость за моего избранника, он так спокойно и величественно держится — точно не простак, а из благородных, и Ромкины крики ему, как слону комариный укус.
— Таня, быстро за мной! — скомандовал брат.
Подумать только! Он шлепнул себя по ноге! Точно таким же жестом он подзывал раньше нашу овчарку, когда та носилась по двору и не хотела возвращаться домой!
— Когда захочу, тогда и пойду! — упрямо сказала я.
Хватит с меня его собачьего обращения! Тоже мне — хозяин выискался!
— Таня, я сказал…
— Ром, не горячись, — вступился Вадик, — я ведь говорю, мы уже собирались…
Рома сердито прищурился.
— Вадик, ты не против, я с сестрой сам разберусь? Раз собирался, иди, тебя никто не держит!
Ну сейчас он тебе ответит! Размажет по стенке, конечно, фигурально выражаясь!
Я стою и злорадно жду, когда Вадик даст отпор наглому Ромке, но Моя судьба внезапно оробел и трусливо попытался перевести все в шутку:
— Да ладно те, Ромка, мы же не маленькие. Сам должен понимать…
— Вадик, свали, — пренебрежительно бросил Рома и крепко взял меня за плечо.
Внутри что-то непонятное происходит. А еще появилось чувство, словно я совершила какую-то вопиющую глупость и о ней стало известно всем-всем. Мне стыдно, только это не обычный стыд за саму себя — это стыд за любимого.
— Ну я пошел… вы тут сами уже, — Вадик кивнул мне. — Увидимся еще, Тань.
На душе мерзко, еще чуть-чуть — и слезы полезут из глаз, как червяки из-под земли во время дождя.
Я смотрю вслед моему смайлику, и хочется… плакать, что ли… нет, хочется визжать, громко, настолько, чтобы поблекшее небо отозвалось на мой крик громом и молнией.
— Тань, ну передвигай ногами, — понукает брат.
— Да пошел ты! — я скидываю его руку с плеча и сквозь зубы говорю: — Отцепись от меня!
— Ну что с тобой? Очнись! Тебе вообще не стыдно?
— Мне? Да почему мне должно быть стыдно, о чем ты?!
Рома наморщил лоб.
Какой же он противный, когда пытается строить из себя большого брата!
— А ты об Але подумала?
— Что-о-о?
— Ты поняла «что», не прикидывайся.
Я сжимаю кулаки, чтобы не наброситься на него.
Нашел, чем меня стыдить!
— Да ей все равно, она с Кириллом из третьего зависа…
— Бред! — оборвал меня Рома на полуслове. — Ты видела?
— Нет, но…
— Вот тогда и не говори!
— Мне все равно! Отстань от меня! Хватит уже учить, что я должна, а что нет! Мне плевать, понятно?! Плевать на твое мнение! И на Алю мне плевать, будь она хоть с Кириллом, хоть с двумя Кириллами… — Вот так — сорвалась. Если бы у леди были погоны, лычки с них полетели бы сейчас вверх тормашками.
— Она плачет в палате, — Рома со вздохом посмотрел на туманный горизонт. — А тебя уже называют разлучницей.
— Ты за этим сюда прибежал? Сказать мне, что Алечка плачет, да? Я разлучница?!
Как же хочется стукнуть его!
— Мне все равно, что болтают глупые курицы! Я разлучница, значит… Вот и прекрасно! Очень этому рада!
— Таня, да зачем тебе сдался этот…
— Ну-у, давай, скажи?! Кто мне сдался?
Я не сдержалась, толкнула его. А Роме хоть бы хны — смеется еще!
— Не лезь ко мне! — крикнула я. — С кем хочу, с тем и встречаюсь, не нужна мне твоя гадкая опека!
— Дуреха! Вадик — коллекционер, чего тут непонятного!
— Сам ты коллекционер! Ненавижу тебя, Рома!
Я ускорила шаг, чтобы отвязаться от брата, практически бегу, но он проявляет свою обычную настырность и несется за мной.
— Хочешь, я тебе кое-что расскажу про него? — задыхаясь от бега, воскликнул он. — Хочешь?
— Нет! Нет! Нет! Не хочу! — Я резко остановилась.
Довел. Слезы все-таки покатились по лицу.
— Ну, Тань… — он тоже остановился, тон его из сердитого стал мягким, даже нежным.
Я отвернулась. Не люблю, когда кто-то видит мои слезы.
— Тань… ну ладно тебе, извини. Нравится тебе он, и ладно, все, я больше не буду лезть.
— Вот и отстань! — не оборачиваясь к нему, буркнула я.
Рома похлопал меня по плечу.
— Не лей слезы… Вадик не любит плакс.
— Да? — я с интересом посмотрела на брата.
Рома пожал плечами и беспечно улыбнулся.
— Не знаю, просто так сказал.
— Дурак!
