– Потому, мой милый профессор, что это Евангелие до сих пор не опубликовано, – ответил Ягер опешившему профессору. – Если, конечно, принять мысль, что оно все-таки есть. А без него…
Ягер развел руками. Но Замке сдаваться не собирался:
– Однако поскольку этого документа нет или он надежно спрятан, почему вы так настойчиво считаете, что все известные Евангелия переписаны? На каком основании? Хотя, конечно, презумпция невиновности вас вряд ли касается…
– На том основании, что есть большая разница между тем, что говорил Христос, и тем, что делает церковь, основываясь на тех самых догмах, о которых вы говорили. – И Ягер снова что-то сказал по-арабски.
– Горе же им, которые пишут писание своими руками, а потом говорят: «Это от Аллаха», – перевел Замке. – Но откуда вам знать, что говорил Христос?
– Кое-что сохранилось и в Библии…
– Так вы еще и Библию изучали? – спросил Фрисснер. – Вас надо было брать на должность полкового капеллана.
– Спасибо, – ответил Ягер. – Гордиться собственной безграмотностью могут только немецкие солдаты. Невеселое зрелище.
– Один-один, – подвел итог Богер, до этого момента молчавший.
Фрисснер сжал зубы, помолчал некоторое время, а потом заметил:
– Хорошо, вы можете называть меня атеистом или как угодно, но пропагандировать собственное бесстрашие перед лицом якобы сверхъестественных сил я бы на вашем месте не стал. Вы же испугались чего-то там, в этом дрянном селении.
– Испугался. Но на вашем месте я бы не путал бесстрашие и ту же необразованность. Никто не знает, как повели бы себя вы…
Фрисснер усмехнулся:
– Ну так просветите меня! Ягер покачал головой:
– Послушайте профессор, что вы знаете о Звере с сухими глазами? Вы же арабист, должны же знать содержание легенд местных жителей!
– Безусловно… – неуверенно начал Замке, – Но поймите, жителей пустыни много. Языковых наречий еще больше, а легенд вообще неисчислимое множество. Пустыня порождает их тысячами… Вы и сами видели достаточно всякого. Я хочу сказать, что невозможно знать все легенды, все мифы и прочее…
– Но по этому случаю вы же можете что-то сказать?
– Могу, но не ожидайте многого. Есть предание о Звере с высохшими глазами. Он приходит из пустыни ночью и, мучимый невероятной жаждой, пьет жизнь из людей.
– Пьет жизнь? – переспросил Богер, не оборачиваясь.
– Ну, кровь, может быть… Может быть, еще что-то… легенда говорит именно так. Пьет жизнь. Существует масса описаний, но все они так или иначе не заслуживают доверия.
– Почему же?
– Видите ли… – Замке замялся. – Описание этого существа таково… Я хочу сказать, описание его действий таково, что свидетельств остаться не должно. Никаких.
– Почему? – снова спросил Богер.
– Потому что не остается живых… – невозмутимо сказал профессор и поправил соскочившие очки.
Повисла пауза. Фрисснер поймал быстрый взгляд Ягера.
– Вздор какой-то… – Артур кашлянул. – Честное слово, я уважительно отношусь к пустыне, я уважительно отношусь к природе вообще. Но я далек от того, чтобы персонифицировать какие-то ее катаклизмы…
– А от чего умерли те англичане? – спросил Ягер.
– Я не специалист по пустыням. Спросите профессора, – ответил Фрисснер и подумал, что про англичан Ягеру лучше было бы не вспоминать. Хотя в машине были только Макс да Юлиус, такие разговоры при подчиненных лучше не вести. Его и самого до полусмерти напугали высохшие трупы, а уж какое впечатление они могли оказать на солдат…
Фрисснер действительно не был мистиком, он был практик, который насмотрелся в лицо смерти в окопах и в боях и понял, что ничего особого в ней нет. Но в этих высохших англичанах было что-то, что не укладывалось в привычную картину мира. А уж что Ягера простой смертью не напугать, это Фрисснер понимал хорошо.
– Мне трудно сказать, для точного ответа нужно было провести исследования… Но предположить можно несколько причин. Например, укус неизвестного насекомого, который вызывает безумие… Такие случаи известны науке. К тому же, – Замке обратился к Ягеру, – вы не видели, что делает с человеческим телом песчаная буря.
Богер издал звук, похожий на фырканье лошади, но ничего не сказал.
– Странный приступ мистики, Людвиг, – сказал Фрисснер. – Вы же сами считали, что англичане умерли от каких-то весьма естественных причин.
– Вы меня очень ловко переубедили, – хмуро отозвался Ягер. – Странно, что вы сами об этом позабыли. Вы не похожи на человека, который склонен к самоуспокоению.
«Они думают, что едут по пескам, – думал Ягер. – А на самом деле по чему мы едем? Где мы на самом деле? Мы на Земле? В какой мы реальности? Какие тут действуют законы? Этого не знают ни они, ни я… Этого не знает никто, и я совершенно не удивлюсь, если мы на этих грузовиках въедем напрямую в Валгаллу на очередном повороте. Странно, что никто этого не чувствует».
Чувство потерянности, которое он испытал в момент, когда на них надвигалась песчаная буря, снова посетило его. Он ощутил себя одиноким, ответственным перед небом за все грехи человечества. Ягер вдруг увидел себя сверху – маленькую букашечку, двигающуюся в огромном организме пустыни. Таком огромном, что, казалось, вся Вселенная не способна поглотить этот песчаный океан. А он, человек, все идет куда-то, все движется…
Это не было страхом, – чувство, посетившее штурмбаннфюрера, было родственно шаманскому экстазу, трансу, когда человек вдруг осознает, что есть нечто большее, чем его тело, есть нечто большее, чем материя.
Из этого состояния его вывел Фрисснер: – Людвиг, вам не кажется, что дорога…
Ягер посмотрел вперед.
Дороги действительно не было. Колеса «фиата» давили пустынный песок безо всякого намека на проезжую часть.
– Черт вас задери, Макс, – вскричал Ягер. – Куда вы нас завезли?!!
Богер остановился, оглянулся. Удивление на его лице стало еще сильнее.
– Только что же была… – пробормотал он.
Все высыпали из машины. Вокруг были одни барханы. Ни впереди, ни позади не было никакого намека на дорогу.
– Как ты это можешь объяснить? – тихо спросил Фрисснер у Богера. Тот пожал плечами:
– Секунду назад была дорога…
– Начинается, – пробормотал Фрисснер и закричал: – Всем приготовиться, от машин не отходить, смотреть в оба!
В напряженной тишине слышался только шелест песка, перемещаемого ветром.
Ягер вытер пот и переступил с ноги на ногу. Ноги утопали в песке.
– Профессор? – раздался сзади голос Фрисснера. – Что вы можете нам сказать?
– Боюсь, что не особенно много, – донесся слегка блеющий голос Замке. Он вызвал у Ягера приступ глухого раздражения. – В дневниках отца нет никаких указаний на этот счет, в дневниках… Может быть, мы съехали с дороги? Отец пишет что-то об этом… Я не помню дословно.
