Стоять у конвейера целый день надоедало.
Но он, правда, и не работал целый день: то ленту заест, то помидоры запоздают… То пар отключат или вообще энергию. А когда ленту не заедало, палки в нее вставляли!
И тогда ребята, в первую очередь Кузьменыши, торопились в дальний угол цеха, где рядом с мойкой банок в отгороженных стальными барьерчиками котлах варили сливовый джем.
На этот запах джема колонисты слетались, как пчелы на мед.
Кузьменыши так раньше многих других!
Икра баклажанная — «блаженная» — слов нет, хороша, ее хоть ведрами ешь, да только приедается.
Яблочный соус кисловат, его быстро отвергли.
Фаршированный перец — тут фарша от пуза нажрешься — от случая к случаю готовят.
Но джем… Вот райское кушанье! Если в банку с головой влезешь, так всю и высосешь, аж на пузе медок проступает!
Ни одна варка не обходилась без пристального наблюдения колониста.
Рослые евреи поднимались по гулким железным лесенкам на самый верх и опрокидывали в котел тяжелые корзины со сливами, теми самыми, что теперь очищали во дворе одни девочки.
Потом с тех же лесенок, вздрагивающих, позванивающих от тяжелых мужских шагов, сыпали сахарный песок, с треском распарывая над котлом сероватые джутовые мешки и тут же сбрасывая их на пол.
Колонисты подхватывали эти мешки, выгребали из них сахарные крошки.
А иной раз кто-то из грузчиков, будто невзначай, наклонял мешок за край котла, и тогда манна небесная с неба просыпалась в подставленные ладони ребят: белая, сладчайшая струйка!
Песок совали в рот и сосали, наслаждаясь. И в карманы набивали, так что осы и пчелы вились потом роем за машиной.
Но самый торжественный миг наступал, когда начиналась разливка джема. Из узкой горловины, густой, душистый, маслянисто-коричневый, он изливался в нагретые на пару стеклянные банки, и если они невзначай лопались, колонисты подхватывали стекло, еще ошпаривающе горячее, с густыми подтеками тоже горячего джема, и быстро поедали его, рискуя порезаться или обжечься. Но вот же чудо: никто никогда не порезался! И не обжегся!
Банки, заполненные джемом, закрывались сверкающими, как золото, жестяными крышками. На подачу крышек (вот везуха) посадили Митька, того самого, который «вшпотел от шупа». Здесь он тоже работал «вшпотевши», на зависть другим колонистам, от своего такого особенного положения.
Весь процесс производства джема — от котла до склада — братья тщательно проследили и знали наизусть. Это было не пустым любопытством.
Братья сообразили, что джем, особенно в закупоренных банках, может стать хорошим подспорьем в голодную зиму. То есть о зиме они подумали позже, а пока возникло желание стащить несколько банок для заначки. Для себя и, конечно, Регины Петровны с ее мужичками.
На этот счет договорились и с простодушным Митьком. Как только в цехе оставались он да закрывальщик, а банки скапливались на длинном, обитом железом столе за спиной закрывальщика, Митек начинал громко насвистывать мелодию песенки: «Дорогой товарищ Сталин, приезжай ты в наш колхоз…» Кузьменыши по очереди оставляли конвейер и торопились на призывную мелодию, как небось не поторопился бы в родной колхоз сам товарищ Сталин…
Главное во всем этом деле — успеть спрятать банки близ конвейера, пока никто не видел из взрослых.
Евреи в счет не шли.
Они лишь усмехались, когда наталкивались взглядом на колониста, запихивающего очередную банку в карман.
А иной раз как бы невзначай прикрывали его своим мощным торсом.
Сашка разделил операцию по джему на три этапа.
Первый — вынести из варочной и надежно заначить. Второй — пронести мимо востроглазой тетки Зины и опять же надежно запрятать во дворе. Третий и, может быть, основной — переправить джем за глухой забор. На волю.
Уже через несколько дней после начала операции было заханырено у Кузьменышей, припрятано то есть, заначено, семь запечатанных банок с джемом.
В цеху, близ конвейера, находилось столько всяких труб, металлических хитросплетений, с множеством закоулочков и отверстий, что при желании можно было схоронить не семь, а тысячу семь банок! Ни одна ищейка во время шмона не смогла бы их там отыскать.
На этот счет наши братья, как, впрочем, и остальные колонисты, были непревзойденные спецы.
Чтобы протащить припрятанные банки мимо глазастой тетки Зины, которая вроде бы и не была злой, но уж очень напуганной и поэтому вдвойне старательной, Сашка предложил брату ходить в обнимку. На машину, с машины, в столовку, во двор…
— Жарко небось, — сказал непонятливый Колька.
— Терпи!
— А зачем? — опять спросил Колька.
— А затем! — передразнил Сашка. — Как пойдешь, так и поймешь! Места-то сколько меж нами остается!
Колька сообразил. Поинтересовался:
— А эти… Которые влюбленные: тоже носят? Они ведь всегда обнимаются. Сам видел!
Сашка подумал, сказал:
— А фиг их знает.
Теперь они ходили, взяв друг друга за плечи. Женщины из цеха, глядючи на них, произносили: «Ишь какие дружные! Водой не разлить!» Кто мог догадаться, что если бы их удалось разлить водой, под рубахами обнаружились бы целых две банки: одна на другой. Отрепетировано было за колонией в кукурузе, а проверено в стенах колонии. Когда шли обнявшись, ни при каких условиях разглядеть банок было нельзя. Разве что прощупать, но кто бы стал щупать?!
Правда, именно тетка Зина в тот день, когда заложили они между собой первые банки, что-то заподозрила.
Раньше сколько мимо обнявшись ходили, и ничего. Не останавливала, не спрашивала ни разу. А тут, вот бабье чутье-то, тетка Зина как закричит пронзительно, на весь цех:
— Эй, ты! — на Сашку, конечно. Его она узнавала и без красной тесемки на любом расстоянии. — Поди, говорю. Чево ты все мимо… мимо…
Подошли оба, не разжимая объятий. Банки холодили кожу, елозили гладким стеклом по ребрам во время вдоха и выдоха. Иногда похрупывали друг о дружку.
Тетка Зина посмотрела на братьев и сказала:
— Чево склещились-то? Аль на толчок тоже по двое ходите?
Колька молчал. Его тетка Зина и не спрашивала, она его вообще не признавала. Да и Сашка придумает быстрей, чего и как ей ответить.
И Сашка сразу же ответил миролюбиво, что ходить так по двору удобней, потому что им посекретничать надо. От уха до уха ближе выходит.
Сашка в общем-то не врал. Секрет и правда был, только не в ушах дело.
— Ишь какие! — вздорно проговорила тетка Зина. — Шикреты! А вот узнаю я ваши шикрегы, что тогда? — и придирчиво посмотрела им вслед. Но ничего не заметила.
А братья, не торопясь, вышли наружу да скорей за угол.
