– Утечка информации?
– Может быть, утечка, может, прямое предательство. Мы тоже люди, понимаешь ли. – Никифор изобразил красноречивую ухмылку. – Поддаёмся соблазнам.
– Витязи?
– Не о нас лично речь. Но упорно проталкиваемый «Эсэсэром»
[1]
Проект Нового Управления Человечеством, начавшийся, между прочим, с внедрения в России в сфере образования Единого государственного экзамена, имеет некоторое количество весьма соблазнительных постулатов, за которыми удобно прятать прямо противоположные намерения. Не все, к сожалению, в Катарсисе это понимают. Но не будем о грустном. Где ты меня положишь?
В кухню вдруг тихо вошла Софья, на ходу застегивая халатик, улыбнулась:
– Никифор!
– Софи! – Хмель встал из-за стола, обнял женщину. – Рад тебя видеть. Ты не изменилась. Извини, что разбудил.
– Ничего страшного, высплюсь. Муж хоть накормил-то? – Софья бросила взгляд на стол. – Конечно, по-мужски, а у меня в холодильнике мясо запечённое стоит, в фольге.
– Забыл, не глянул, – почесал в затылке Тарасов.
– Тоже мне хозяин.
– Так ведь у нас ты хозяин, – сделал льстивое лицо Тарасов.
Софья засмеялась, открыла холодильник, глянув на Никифора:
– Ты ему веришь?
– Конечно, – с готовностью подтвердил Хмель. – Я точно знаю, что ради тебя он готов на любой подвиг, даже отдать все обязанности по дому.
Тарасов тоже засмеялся.
Софья погрозила обоим пальцем:
– Мужская солидарность в самом извращённом виде. Мясо греть?
– Не стоит, – отказался Никифор. – Не хочу ложиться с набитым желудком. Чаю вот попью, и спать.
– Как хочешь. Отведай нашего варенья, свеженького. Я наварила земляничного и малинового, вот он в лес ходил с детьми.
Софья кивнула на мужа, достала варенье, розетки и ушла.
– Пейте, спокойной ночи.
Никифор с удовольствием напился чаю с вареньем, поговорил с хозяином о том о сём и лёг спать на веранде, защищённой от комаров не только сетками на дверях и окнах, но и волшебным словом, которому научили Тарасова волхвы.
В шесть утра Хмель тихо исчез, никого не разбудив, оставив только записку, что, возможно, он ещё побывает в гостях через пару дней.
Тарасов обругал себя, что не догадался встать пораньше и накормить друга, покачал головой. Никифор никогда не отличался особой застенчивостью, однако не любил никому надоедать и быть в тягость. Хотя сам был хозяином гостеприимным.
Послонявшись по дому и поняв, что больше не уснёт, Глеб Евдокимович решил съездить по грибы. Тем более что этот год выдался урожайным: бывалые грибники набирали зараз по два-три ведра боровиков.
Стараясь не шуметь, он собрался, стал искать кепку и наткнулся на пороге на Сергия. Мальчик был уже одет, в глазу – ни тени сна.
– Можно я с тобой?
Тарасов хмыкнул, поколебался, прижал палец к губам:
– Что с тобой сделаешь? Тихо, не буди остальных. Как ты учуял, что я собрался в лес?
Сергий смущённо улыбнулся, повёл плечом.
Тарасов прижал его к себе, подтолкнул к двери:
– Бери лукошко, идём.
Они вышли во двор.
Рассвело, хотя солнце ещё пряталось за зубчатой кромкой леса на востоке. Было прохладно, однако чувствовалось, что день будет жарким.
Глеб Евдокимович завёл свою синюю «Импрезу» восьмилетней давности, купленную ещё в Москве, но исправно продолжавшую службу, и машина, басовито заурчав мотором, выехала со двора.
Вокруг Жуковки почти все леса были завалены упавшими деревьями и заросли травой, поэтому грибные места надо было искать подальше от города. Тарасов любил ездить в Ковали, маленькую деревушку в пятнадцати километрах от Жуковки, на краю болотца, где местные жители показали ему и сказочно обильный малинник, и земляничные поляны, и богатые грибные наделы, где росли подосиновики, белые, подберезовики, грузди и опята.
Доехали до Ковалей за четверть часа.
Поставили машину во дворе деда Ивана, с которым сдружился Тарасов, по утреннему холодку – только-только перевалило за семь часов – двинулись в лес, обойдя домики деревни по тропинке, огибающей болотце. Практически сразу же, в небольшой дубовой рощице, наткнулись на семейство белых. А чуть подальше, в распадке во мху, нашли чуть ли не целое поле лисичек.
Сергий запел.
Судя по всему, этой песенке его научил кто-то из старших, так как в ней встречались словечки типа «круголя» и «дрябко», а смысл её сводился к тому, что «не жалуйся, а живи и радуйся».
Через час у обоих было по полному лукошку роскошных лесных красавцев, а у Тарасова ещё и пакет с лисичками и рыжиками. Решили отдохнуть. Сели на горбики у мшистого пня, достали несложную снедь: огурчики малосольные, помидоры, варёные яйца (Софья сварила их ещё вчера, для окрошки), хлеб, Тарасов открыл термос с горячим чаем, и оба с аппетитом позавтракали, испытывая одинаковое наслаждение от чистейшего воздуха, тишины и простой, но вкусной еды.
И вдруг Глеб Евдокимович почувствовал неуютное дуновение холодного ветра. Насторожился, сравнивая это ощущение с внутренними показаниями сторожа организма, и понял, что учуял чужое присутствие. Стало ясно, что в лесу, совсем недалеко, появились недобрые люди. Двое. И обоих явно интересовали грибники.
Тарасов посмотрел на Сергия, встретил его ответный понимающий взгляд.
– Они давно идут за нами, – тихо сказал мальчик.
– Что же ты сразу не сказал? – нахмурился Тарасов.
– Думал, ты знаешь.
– Такое впечатление, будто они включили фонарь.
– Мне они не нравятся.
– Мне тоже. Попробуем познакомиться?
– Зачем? – пожал плечами Сергий. – Я могу накрыть нас непроглядом.
Тарасов подумал:
– Хорошо, накрой. Но я бы всё же хотел выяснить, кто это и что им надо. Посиди здесь минут пятнадцать, никуда не уходи. В случае чего – покричи.
– Я их вижу…
Тарасов прищурился, разглядывая серьёзное лицо маленького ведича, как говорили в народе о несовершеннолетних колдунах.
– Как ты их видишь?
– Ну… почти так же, как тебя.
– Интересно… волхвы называют это устроением тяма. Опиши их.
Сергий закрыл глаза, поворочал головой туда-сюда.
– Один такой молодой, в спортивном костюме, небритый… у него рюкзак за плечами… холодный…
– Почему холодный?
