— Пусть привыкают... задарма иметь деньги от незнакомых мужчин... Езжай на улицу Корзуна... знаешь, где это? Хорошо... Никому не рассказывай, куда мы ездили, понял? Это моя тайна... Там живет настоящая красавица... первая красавица Питера... а может, и России. Все эти “миськи Вселенная” — дешевки кривоногие по сравнению с ней! Уж ты мне поверь!
Дудрилин мечтательно закатил глаза, перебирая тонкую золотую цепочку с изящным кулоном.
— Думаешь, самые красивые женщины ездят в “мерсах”? Нет, они ездят в метро и на трамваях, я точно знаю! Моя красавица живет в раздолбанной грязной “точке”, на двенадцатом этаже, с мамой, папой и двумя братьями... У них месяцами не бывает горячей воды... Ей семнадцать лет, но выглядит она на двадцать — и она чудо как хороша!
Когда Дудрилин заводил речь о женщинах, он переставал сквернословить и кривляться. Даже голос его менялся и становился не таким визгливым и противным.
— Здесь останови! — скомандовал он и добавил: — У нее сегодня дома никого нет...
Страх с него как рукой сняло. Теперь он дрожал и трясся от возбуждения.
С полчаса Тыбинь проторчал в машине у подъезда старой двенадцатиэтажки. Дудрилин вернулся без золотой цепочки, руки в карманы, воротник поднят. Вид он имел несколько обескураженный, очки съехали набок.
— Улыбаешься?! — яростно набросился он на Тыбиня. — Двадцать процентов долой! Я не шучу! Ты так скоро мне должен будешь! Поехали!
В дороге он сначала был молчалив, потом отмяк, разговорился. Ему хотелось с кем-то поговорить. Видно, он и впрямь маялся от одиночества.
— Женщины — это загадка, точно! — разлагольствовал он, забравшись с ногами на заднее сиденье и вертя головой по сторонам. — Каждая нормальная женщина втайне мечтает быть проституткой! Мне один психоаналитик говорил, что это рудимент первобытного строя... с общностью жен. Рудимент — это не рыжий мент, не обижайся! Ха-ха-ха!.. Это так... слово такое...
Запищал мобильник. Лицо и голос владельца борделей тотчас преобразились.
— Ну! Да, я, кто же еще! Уговорила? Молодец, цыпа! Получишь, получишь... Теперь на неделе пусти пулю через своих клиентов, что Розу просят повторно сдать пробу на СПИД. Повторно, поняла?! Это важно! Не боись, врач вызовет ее еще раз. Я уже проплатил. Теперь главное, чтобы все об этом узнали, — и вашей конторе крышка! Конечно, я возьму тебя к себе, не вопрос! Нет, в “Гарем” не возьму. Потому что ты толстая крашеная дура, вот почему! Пойдешь к Самвелу. Все. Пока.
Они заехали на какой-то заштатный отборочный конкурс топ-моделей, где Дудрилина уже битый час ждали жюри и конкурсантки. Пока шел конкурс, Тыбинь ждал в сторонке, у стеночки, а Дудрилин сидел за столиком, вел себя на удивление прилично, в отличие от прочих “жюристов”, не скабрезничал и оценивал конкурсанток придирчиво и справедливо.
Потом утомленный Александр Борисович обедал в китайском ресторанчике на Невском, а Старый, наскоро проглотив сосиску в тесте, маялся у входа. Ремесло телохранителя, поначалу такое занимательное, начинало надоедать ему. Лишь воспоминание об утреннем загадочном человеке настораживало.
Отобедав, они отправились на Пороховые, на Ржевку. На Беломорской улице Дудрилин зашел в старый двухэтажный дом. Пробыл он там недолго, а когда вышел, за ним выбежала пожилая толстая женщина и, утирая слезы, на бегу то и дело порывалась поцеловать Александру Борисовичу руку, которую он брезгливо и бесцеремонно отдергивал.
Все это время Старый знал, что прикрытие где-то рядом, но лишь пару раз успел заметить голубенький автомобильчик, сворачивающий куда-нибудь в переулок позади “мерседеса”. Клякса знал свое дело.
Уже темнело, когда они выбрались со Ржевки и покатили по Полюстровскому проспекту. Зажглись фонари — и через фонарь вдоль проспекта выстроились девушки, дружелюбно улыбаясь и зазывно голосуя “мерседесу”. Дудрилин оживился.
— Вишь, стоят! На холоде, без охраны! То ли дело у меня — и врач, и сервис... Эх, дурочки... — вздохнул он с искренним сожалением. — Тормозни-ка вон у той...
Старый, мигнув оранжевым подфарником, остановился — и обрадованная девушка, перебежав проспект, склонилась к окну машины. Дудрилин вышел ей навстречу, дружелюбно скалясь, часто моргая, и забегал глазками по фигуре девушки. Они стояли у машины и разговаривали.
Шестым чувством Старый почувствовал неладное. Сердце стукнуло. Он открыл дверь, опустил затекшие ноги на дорогу и глубоко вдохнул морозный воздух города. Поднял голову — и увидел несущийся на них автомобиль. Ослепленный фарами, Михаил успел лишь ухватить стоящего ближе к нему Дудрилина за ворот пальто и рывком втянуть в салон, упав на спину, увлекая его за собой и треснув затылком о верхний край дверного проема. В то же мгновение раздался глухой удар, а вслед за ним еще один, по железу. “Мерседес” качнуло, дернуло. Чужой автомобиль вихрем пронесся в каком-нибудь сантиметре от торчащих из машины ног Александра Борисовича, вырвал открытую дверцу “мерседеса” — и исчез.
Девушку швырнуло на багажник, а потом отбросило на заднее стекло машины. Затем она скатилась вниз и упала на заснеженный асфальт.
Дудрилин вскочил на ноги, схватился за затылок, заглянул за машину, отпрянул. Его трясло.
— Ты видел, да?! Ты видел?! Пятьдесят процентов надбавки! Поехали скорее домой! Домой хочу!
— А с ней что? Надо бы посмотреть...
— Ты что! Домой, я сказал! Здесь опасно! Что с этой сучкой сделается!
“С тобой все ясно”, — подумал Старый, поспешно отъезжая.
В зеркало заднего вида он успел углядеть, как тормознул у ничком лежащего тела “Жигуль” “наружки”, как выбежали и склонились над лежащей Зимородок и Кира.
В вырванную дверь дуло немилосердно. Ремесло телохранителя и вовсе утрачивало свой романтический ореол. Старый замерз, как в пургу в чистом поле, пока они добрались до прибежища Дудрилина.
Впечатление скрасил лишь гонорар. Перепуганный Александр Борисович дрожащими руками вручил Тыбиню у ворот дома его зарплату оперуполномоченного за три месяца и строго-настрого наказал завтра быть к девяти. Теперь без него он никуда не хотел ехать.
III
Лехельт с Морзиком разделились. Андрей, более искусный в деле пешей слежки и не столь приметный на улице, брал на себя того, кто пойдет пешком. Морзику на колесах доставался тот из подозреваемых, кто поедет в машине.
Женщину Дональд взял легко, прямо от подъезда “Красной шапочки”: прямые соломенные волосы и фигура танцовщицы не позволяли ошибиться. Хлопнув по широкой ладони Морзика, Андрей с удовольствием выбрался из автомобиля, размял, расправил затекшее сильное молодое тело, сделал пару наклонов на ходу. Сунув руки в карманы, нахохлившись и имитируя поспешную походку спешащего горожанина, он направился вслед за женщиной по Двинской улице к Балтийскому вокзалу.
Довольно скоро он обнаружил несоответствие своего типажа окружающим и призадумался. Вокруг торопились, обгоняя друг друга, дыша в затылок, полусонные хмурые питерцы, спешившие на работу. Досыпая на ходу, они были равнодушны друг к другу и к пробуждающемуся миру, меркнущим звездам и алому холодному ветреному рассвету над заснеженными крышами. Женщина резко выделялась в толпе как будто зомбированных, измученных хроническим недосыпанием трудяг. Она возвращалась с работы и, в предвкушении отдыха, не спешила. Чтобы не обогнать ее, Дональд вынужден был притормаживать, чем невольно выделялся из общей массы прохожих, — и никак не мог с ходу подобрать типаж под такую расслабленную, не соответствующую минуте походку. Использовать затасканный шаблон страдающего похмельем алкоголика не хотелось: Андрей был художником в своей профессии.
