– Усек, – сказал коротко Херберт. – У вас есть что-нибудь о ее связях, местах, где она скрывается, характерных привычках?
Лиз продолжила просмотр документа. Тот был разбит на разделы с пометками “физиологические данные”, “биография” и “методы действий”.
– Она “одиночка”, что по терминологии террористов означает работу только маленькими группами, – сообщила ему Лиз. – Три-четыре человека – самое большее. И еще, Доринг никогда не посылает людей на задание, в котором не смогла бы участвовать сама.
– Это похоже на стиль сегодняшнего нападения, – сказал Херберт. – Есть какие-то известные теракты?
– Они никогда не заявляют о своей причастности…
– Тоже стыкуется с сегодняшним.
– …однако на основе свидетельских показаний им приписывают взрыв принадлежащего арабу торгового павильона в Бонне и доставку взрывного устройства в картонной коробке со спиртным в южно-африканское посольство в Берлине, оба теракта – в прошлом году.
– И оба – весьма безжалостные.
– Да, – согласилась Лиз. – Это составляющая ее образа закоренелой нацистки. Но вот что странно: магазин, который подвергся нападению, торговал мужскими товарами, а спиртное предназначалось для посольской холостяцкой вечеринки.
– А что в этом странного? Может, она мужененавистница?
– Это не стыкуется с нацистской идеологией, – пояснила Лиз.
– Верно, – согласился Херберт. – И в военных делах, и в политике геноцида они убивали, не отличая женщин от мужчин. По-видимому, это обнадеживающее известие для американской девушки, если ее и впрямь захватили. Возможно, что ее и оставят в живых.
– Я бы не поставила на это и пенса, – возразила Лиз. – Женщин не трогают скорее не по традиции, а просто из личных симпатий. Здесь также написано, что двое из свидетелей, помогавшие установить личность Доринг, погибли через считанные дни после общения с представителями власти. Один – в автокатастрофе, другой – после ограбления. В дорожном происшествии погибла женщина. Еще одна женщина, которая всего лишь попыталась помочь тем, кто хотели бы покончить с отрядом “Фойер”, тоже была убита.
– Не совсем, – ответила Лиз. – Прежде чем утопить пенсионерку в унитазе, ее сначала избивали и пытали. А это уже похоже на садизм. В любом случае этого хватит, чтобы не надеяться на то, что женщин они не трогают.
Лиз снова вернулась к биографии Карин.
– Ну-ка, посмотрим, откуда взялась эта фрейлейн Доринг, – сказала она. – Ага, так и есть. Мать умерла, когда девочке было шесть лет, и воспитывалась она отцом. Ставлю доллар против песо, что там имело место какое-то грязное дело.
– Насилие?
– Да, – подтвердила Лиз. – Снова классическая схема. Девочку либо избивали, либо подвергали сексуальному насилию, либо делали и то и другое вместе. В психике ребенка произошли нерадостные сдвиги, а потом она стала подыскивать место, где смогла бы выплеснуть свой гнев. Попробовала коммунизм, но тот ей почему-то не понравился…
– Потому что он уже умирал, – вставил Херберт.
– Затем она нашла неонацистское движение и превратилась в фигуру, играющую роль отца, то есть, делает то, чего ее отец никогда не делал.
– А где сейчас сам папа Доринг? – спросил ее Херберт.
– Мертв, – ответила Лиз. – Умер от цирроза печени, когда Карин исполнилось пятнадцать. Как раз в это время она стала проявлять политическую активность.
– О'кей, – заговорил Херберт, – значит, мы думаем, что понимаем, каков наш противник. Она счастлива прикончить мужчину, но готова убить и женщину. Она сколотила террористическую группу и рыскает по стране, нападая на иностранцев. Зачем? Чтобы запугать их и те покинули страну?
– Доринг понимает, что это ей не удастся. Государства по-прежнему будут обмениваться посольствами, и люди по-прежнему будут приезжать сюда по делам. Скорей это что-то вроде плаката с призывом в добровольцы, чтобы собрать вокруг себя других агрессивных неудачников. И, между прочим, это работает. Четыре месяца назад, когда обновлялись сведения в этом досье, “Фойер” насчитывал тысячу триста членов, и их ежегодный прирост составил почти двадцать процентов. Из них двадцать человек являются действующими боевиками и служат на постоянной основе, кочуя за Доринг из лагеря в лагерь.
– Нам известно, где расположен хотя бы один из этих лагерей?
– Они все время меняют места. В досье имеется три фотографии. – Лиз по очереди просмотрела изображения и прочитала подписи. – Один снимок сделан на озере в Мекленбурге, другой – в баварских лесах, а третий – в горах где-то близ границы с Австрией. Нам не известно, как передвигается отряд, но мне кажется, что они там обустраиваются каждый раз, когда попадают в эти места.
– Вероятно, они ездят на автобусах или микроавтобусах, – предположил Херберт. – Обычно партизанские отряды такого размера перемещались небольшими группами, чтобы установить регулярные каналы снабжения. Однако, располагая, как сегодня, сотовой связью и круглосуточной курьерской почтой, можно вообще ни о чем не беспокоиться. Так что там нам известно, сколько их лагерей мы знаем?
– Только три.
Из базового телефонного аппарата Лиз прозвучал сигнал. Должно быть, это по международной связи пробивалась Моника. Ее соседка будет вне себя, но Лиз не собиралась переключать линию.
– А как насчет заместителей? – спросил Херберт. – На кого Доринг может положиться?
– Ближайшим помощником является Манфред Пайпер. Он присоединился к ней после того, как они закончили институт. Очевидно, она занимается всеми военными вопросами, а Пайпер заведует финансами, устраивает проверки новичкам, ну и тому подобные дела.
Какое– то время Херберт ничего не говорил.
– На самом деле не так-то и много мы о них знаем. Не правда ли? – наконец спросил он.
– Для того, чтобы понять, достаточно. Для того, чтобы поймать, боюсь, – нет, – призналась Лиз.
– Лиз, – обратился Херберт после короткого молчания, – наши немецкие друзья считают, что Доринг совершила это ограбление, чтобы использовать нацистские причиндалы во время “дней хаоса” – небольшой марди грас «March gras – вторник на масленой неделе, народный праздник в некоторых городах Западной Европы и Северной Америки (фр.)» ненависти, который они здесь затевают. Учитывая то, что обычно она преследует политические цели, в этом есть хоть какой-то смысл?
– Мне кажется, вы смотрите на это с не правильной точки зрения, – ответила Лиз. – Как называется фильм?
– “Тирпиц”. Наверно, о боевом корабле, – предположил Херберт.
Лиз набрала на клавиатуре компьютера “Производство фильмов”, открыв информационную страницу в Интернете, где перечислялись все картины, находившиеся в процессе съемки по всему миру. Отыскав название фильма, она сообщила в трубку:
– Боб, политической целью была съемочная площадка. Это совместный американо-германский проект.
