– Если только Китай не посчитает, что наши военно-морские силы представляют угрозу для их страны, – возразил министр обороны Колон. – Тогда китайское правительство будет вынуждено принять ответные меры.
Худ несколько секунд обдумывал высказанные мнения.
– Я бы предложил в нашем докладе сгладить роль Китая, – сказал он.
– Согласен, – поддержал Худа Колон. – Я не могу себе представить такую ситуацию, в которой мы были бы вынуждены нанести удар по коммуникациям Китая. Поэтому пока нет оснований двигать к его границам пушки и ракеты.
Худ был доволен, но не удивлен поддержкой Колона. Худ никогда не служил в армии – в 1969 году он не попал в число призывников, – но давно знал, что военные последними призывают использовать силу в международных конфликтах, и даже в тех редких случаях, когда им приходится так поступать, они хотят очень четко и во всех деталях знать пути и способы вывода своих войск.
– В этом я с вами согласен, Эрни, – сказал Линколн. – Китайцы вот уже почти полвека мирятся с нашим военным присутствием в Корее. Если разгорится война и мы примем в ней активное участие, то они могут посмотреть на военный конфликт с другой стороны. С их возрождающейся экономикой они не захотят терять статус наибольшего благоприятствования в торговле. К тому же в любом случае их устроит роль Великого Белого Отца, который попытается разрешить конфликт.
Худ нажал клавишу F6, потом две сразу – Ctrl/F1. На экране появилась запись протокола совещания; эти материалы Багз Бенет переносил в файл проекта доклада президенту. Когда совещание закончится, Худ еще раз просмотрит проект, уберет лишнее, добавит упущенное, и доклад тут же будет передан президенту.
Пока же даже беглого взгляда было достаточно, чтобы убедиться – для доклада готово все, за исключением военных планов и мнения членов группы о том, насколько эти планы будут необходимы.
– Хорошо, – сказал Худ. – Мы неплохо поработали. Теперь давайте доведем дело до конца.
Полагаясь главным образом на мнения министра обороны Колона и председателя Объединенного комитета начальников штабов Паркера и учитывая разработанный общеполитический подход. Группа по разрешению корейского кризиса рекомендовала без особой спешки передислоцировать в район конфликта все рода войск, в том числе части пехоты, бронетанковые, артиллерию, ракетные войска, тогда как ядерное, химическое и бактериологическое оружие группа советовала привести в состояние повышенной боевой готовности.
В отсутствие свежей информации от Корейского ЦРУ и новых сведений от Маккаски о международных террористах, группа рекомендовала также приложить максимальные усилия, чтобы разрешить кризис дипломатическим путем.
Худ дал участникам группы тридцать минут на проверку проекта доклада с тем, чтобы каждый смог внести новые идеи, если таковые появятся, потом сел за подготовку окончательного варианта. Увидев, что Худ оторвался наконец от экрана компьютера, Багз прокашлялся.
– Сэр, с вами хочет поговорить ваш заместитель Роджерс. Худ бросил взгляд на часы – с Роджерсом не было связи почти три часа. Худ надеялся, что генерал найдет вескую причину, чтобы объяснить свое исчезновение.
– Пусть войдет.
Багз покраснел и провел пальцами под воротником, словно сорочка вдруг стала ему мала.
– Это невозможно, сэр.
– Почему? Где он?
– Он хочет поговорить по телефону. Худ вспомнил овладевшее им странное чувство, когда Роджерс цитировал лорда Нельсона. Он насупился.
– Где он?
– Сэр... Где-то между Виргинией и Кентукки.
Глава 21
Вторник, 21 час 00 минут, Сеул
Из посольства Грегори Доналд пошел пешком. Ему хотелось поскорее оказаться на военной базе, позаботиться о похоронах, позвонить родственникам Сунджи, чтобы сообщить ужасную весть. Но для этого нужно было собраться с мыслями, успокоиться. Подумать. Несчастные отец и младший брат Сунджи будут в отчаянии.
Кроме того, у него возникла пока смутная мысль, над которой стоило поразмышлять.
Доналд медленно шел по ярко освещенной улице Чонджип мимо бесчисленных лавочек с пестрыми фонариками, флажками и навесами. Сегодня здесь было даже многолюднее обычного – толпы любопытных стекались со всего города, чтобы своими глазами взглянуть на место взрыва, сделать фотографии, снять видеофильмы, собрать сувениры, которыми чаще всего были искореженные куски металла, обломки кирпичей и бетона.
В одной из работавших лавчонок Доналд купил свежего табаку. Он выбрал корейскую марку; ему казалось, что вкус и запах корейского табака лучше подходят к этому дню, который отныне навсегда будет связан с горькими воспоминаниями о гибели Сунджи.
Бедная Сунджи. Ради того, чтобы выйти замуж за Доналда и иметь возможность помогать корейцам, постоянно живущим в США, она отказалась от кафедры политологии в Сеуле. Доналд никогда не сомневался в искренности любви Сунджи, но часто задумывался, что в большей мере побудило ее согласиться стать его женой – любовь к нему или возможность часто приезжать вместе с ним в США. Он не стеснялся таких мыслей, не стеснялся даже сейчас. В глазах Доналда Сунджи только выигрывала от того, что согласилась пожертвовать своей карьерой, которой так дорожила, согласилась стать женой человека, которого едва знала, чтобы иметь возможность помогать другим. В свои шестьдесят два года Доналд стал понимать, что отношения между людьми должны устанавливаться не обществом, а самими этими людьми. Они с Сунджи так и делали, конечно.
Доналд на ходу раскурил трубку, и отблеск тлеющего табака отражался в его наполненных слезами глазах. Ему казалось, что стоит вернуться в посольство, поднять телефонную трубку и набрать номер, как ему ответит Сунджи, а он спросит, что она читает или что она ела сегодня. Так он делал каждый вечер, если они не были вместе. Непостижимо, противоестественно – почему нельзя этого сделать сейчас. Доналд стоял у перехода для пешеходов, и слезы текли по его щекам.
В чем теперь смысл его жизни?
Пока Доналд не мог ответить на этот вопрос. Он и Сунджи любили друг друга, но важнее было то, что они искренне восхищались друг другом. Даже когда никто не ценил и не понимал того, что они делали или хотели сделать, Грегори и Сунджи легко находили общий язык. Они вместе смеялись и плакали, спорили и мирились, целовались и переживали за трудолюбивых корейцев, которые подвергались унижениям в американских городах. Доналд мог продолжать начатое ими дело, но, похоже, теперь у него не было никакого желания. Отныне им будет двигать рассудок, а не сердце. Сегодня в начале пятого часа он лишился сердца.
И все же, когда он вспоминал о террористическом акте, что-то в нем загоралось с прежней силой. Этот взрыв. В своей жизни Доналд пережил много трагедий, познал горечь утрат, потерял многих друзей в автомобильных авариях, авиакатастрофах и даже в других террористических актах. Но прежде это были несчастные случаи, нелепая судьба или преднамеренное убийство определенного человека за его поступки или за его жизненную позицию. Доналд не мог себе даже представить всю меру безответственности, которой должен обладать человек, способный на диверсию, унесшую жизнь Сунджи и жизни многих других. Насколько вескими должны быть мотивы, чтобы преступники сочли возможным привлечь к себе внимание, убив десятки невинных людей? Чье самомнение, честолюбие или особая философия были так гипертрофированно велики, что могли быть удовлетворены только таким путем?
