С лицом человека, замыслившего покончить с собой, Папшоу взял аптечку первой помощи и начал обрабатывать рану Грея. Затем он перешел к русскому. Гнетущая тишина в кабине "Москита" нарушалась только стонами молодого российского офицера.
– Он же был совсем рядом, – наконец пробормотала Сондра. – Еще бы всего несколько секунд, больше не надо...
– Пилот сделал все возможное, – сказал Ньюмайер. – Всему виной стал взрыв.
– Нет, – с жаром возразила Сондра, – это я виновата в гибели подполковника.
– Неправда, – попытался успокоить ее Ньюмайер. – Ты сделала все возможное.
– Я должна была сделать то, что подсказывало мне сердце, – отрезала она. – Пристрелить этого ублюдка, которого пытался спасти командир! Нам удалось уменьшить полетный вес, доведя его до нормы, – с горечью промолвила она, переводя остекленевший взор на русского. – И, будь моя воля, я бы уменьшила его еще больше! – Затем, словно испугавшись собственной бесчеловечности, она прошептала: – О, господи, ну почему? – и отвернулась.
Сидящий рядом с ней Ньюмайер тихо плакал в рукав куртки. Папшоу перебинтовывал Никите руку и ногу, настолько аккуратно и нежно, насколько позволяло ему чувство сострадания, только что прошедшее суровое испытание.
Глава 73
Вторник, 09.10, Вашингтон
Иси Хонда говорил медленно, с трудом. Каждое его слово тяжелым камнем падало на сердце Роджерса.
– Ньюмайер и сержант Грей подняты из кабины паровоза, – давясь слезами, сказал он. – Вместе с раненым русским офицером. Мы... мы не смогли спасти подполковника Скуайрса. Он остался...
Хонда умолк, и Роджерс услышал, как он сглотнул подступивший к горлу клубок.
– ...он остался в паровозе, который был уничтожен взрывом. Наша операция завершена.
Роджерс лишился дара речи. У него разом онемели горло, рот, руки. Даже привыкший к той стремительности, с какой в бою настигает смерть, он все равно никак не мог прийти в себя, оглушенный страшным известием.
– Как сержант Грей? – спросил Худ.
– У него пулевое ранение в плечо, сэр, – ответил Хонда.
– А что с русским?
– Одна рана в бедро и другая вскользь в плечо, – ответил Хонда. – Поскольку топлива у нас в обрез, высадить его мы не сможем. Он полетит с нами до самого Хоккайдо.
– Вас понял, – сказал Худ. – Мы уладим этот вопрос с российским посольством.
– Рядовой, – произнес Роджерс, чувствуя, что глаза у него стали влажными, – передай всем: я приказал вам совершить невозможное, и вы это совершили. Так и скажи.
– Да, сэр, – ответил Хонда. – Благодарю вас, сэр. Я все передам. Связь окончена.
Выключив громкоговоритель, Худ повернулся к Роджерсу:
– Майк, я могу чем-либо помочь?
Помолчав, генерал сказал:
– Ты можешь вернуть Чарли и взять вместо него меня?
Худ ничего не ответил. Он лишь молча стиснул Роджерсу руку. Генерал, похоже, этого не почувствовал.
– У него была семья, – продолжал он. – А что есть у меня?
– Ответственность, – тихим, но твердым тоном произнес Худ. – Ты должен взять себя в руки, чтобы сообщить эту новость его родным и помочь им в тяжкую минуту.
Повернувшись, Роджерс посмотрел ему в лицо.
– Да, – сказал он. – Ты прав.
– Я позвоню Лиз, – продолжал Худ. – Она тоже чем-нибудь поможет. Кроме того, ей придется заниматься "бомбардирами", когда они вернутся.
– "Бомбардиры"... – начал было Роджерс, но осекся, давясь слезами. – Я позабочусь об этом. Если им завтра предстоит отправиться на задание, кто-то должен будет вести их в бой.
– Пусть майор Шутер начинает готовиться, – сказал Худ.
Решительно тряхнув головой, Роджерс встал.
– Нет, сэр. Это моя работа. Мне надо будет сегодня же обсудить с тобой одно важное дело.
– Хорошо, – согласился Худ.
В этот момент в кабинет вкатился сияющий Боб Герберт. Подъехав прямо к директору Опцентра и его заместителю, он остановил кресло-каталку.
– Только что получил сообщение из Пентагона, – улыбаясь, начал Герберт. – Они перехватили разговоры русских самолетов, летающих над тайгой. Летчики видят высаженных с поезда людей, видят обломки состава, но им не удалось даже мельком заметить вертолет, на котором была осуществлена эвакуация. – Он торжествующе хлопнул руками, как будто в них были тарелки. – Ну, как вам нравится эта "малозаметность"?
Роджерс молча посмотрел на него. Как только Герберт увидел его лицо, его улыбка погасла.
– Мы потеряли Чарли, – сказал генерал.
Лицо Герберта дрогнуло, рассыпалось на части.
– О боже, боже... – пробормотал он. Его лоб пересекли глубокие морщины, розовые щеки побледнели. – Только не Чарли...
– Боб, – заговорил Худ, – нам нужна твоя помощь, чтобы уладить дело с русскими. На борту "Москита" находится российский офицер. Нам бы хотелось скрыто переправить его...
– Поль, да ты что, спятил? – заорал Герберт. Он с угрожающим видом покатился вперед. – Дайте мне хоть секунду, чтобы переварить все это дерьмо!
– Нет, – твердым тоном произнес Роджерс. – Поль абсолютно прав. Мы еще не закончили. Лоуэллу предстоит известить о случившемся Конгресс, Марте придется использовать все свое обаяние, чтобы успокоить русских. Надо будет поставить в известность президента, а если обо всем пронюхают журналисты – а я в этом не сомневаюсь, – у Анны тоже будет забот по горло. Скорбеть можно будет потом. А сейчас нам предстоит работа.
Герберт перевел взгляд с Роджерса на Худа. Краснота стекла с его лица на шею.
– Ну да, точно. – Он развернул кресло-каталку. – Государственные шестеренки должны вращаться, и вместо масла их надо смазывать кровью. Когда меня разорвало пополам, никто тоже особенно не переживал. Почему с Чарли все должно быть иначе?
– Потому что только в этом случае он почувствовал бы, что погиб не напрасно, – крикнул Роджерс ему в спину. – Мы почтим память Чарли, обещаю.
Остановившись, Герберт уронил голову.
– Да, знаю, – не оборачиваясь, сказал он. – Просто мне очень больно, понимаете?
– Понимаю, – тихо промолвил Роджерс, наконец давая волю слезам, беззвучно скатившимся по щекам. – Уж я-то это понимаю.
Глава 74
Вторник, 16.15, Москва
Через пять минут после того, как Пентагон перехватил переговоры российских самолетов с базой, министру внутренних дел позвонили из кабинета главнокомандующего ВВС маршала Дайки.
