Единственным отличием марксизма-ленинизма от религии было отсутствие верховного божества. Обе системы требовали полного подчинения, обе утверждали о своей фундаментальной правоте. Но только советская власть проявляла себя, распоряжаясь жизнью и смертью людей.
Советское государство громогласно заявляло, что его основной задачей является деятельность на благо рабочих и крестьян во всем мире. Однако право решать, кого именно считать рабочими и крестьянами, присвоило себе высшее руководство страны, и эти люди жили в роскошных дачах и просторных, многокомнатных квартирах, разъезжали в машинах с личными водителями… и имели привилегии.
И какие привилегии! Зайцеву нередко приходилось пересылать сообщения о женском белье и косметике, которую заказывали для своих жен, дочерей и любовниц те, кто работал в этом здании. Эти вещи, которые не мог производить Советский Союз, как правило, переправлялись с Запада дипломатическим багажом. Номенклатура жаждала всего этого, а также западногерманских холодильников и газовых плит. Наблюдая за тем, как проносятся по центральным улицам Москвы большие шишки в правительственных ЗИЛах, Зайцев понимал, какие чувства испытывал в отношении царя Владимир Ленин. Монархи заявляли, что их власть ниспослана свыше. Лидеры партии заявляли, что они занимают свое высокое положение согласно воле народа.
Но только воля народа была тут ни при чем. В западных странах власть была выборной — и хотя «Правда» не переставала поносить демократические устои этих стран, выборы в них действительно были настоящими. Сейчас к руководству Англией пришла женщина с отталкивающей внешностью, а Америку возглавил престарелый фигляр-актер, но оба этих деятеля были избраны народами своих стран, а прежних руководителей выбор народа отправил в отставку. Обоих лидеров в Советском Союзе не любили, и через Зайцева прошло множество официальных запросов выяснить их психическое состояние и основополагающие политические взгляды; тревога, звучавшая в этих сообщениях, не вызывала сомнений, и сам Зайцев разделял ее. Однако какими бы отталкивающими и непредсказуемыми ни были эти лидеры, их выбрал народ. А вот советский народ определенно не выбирал нынешнюю когорту князьков, членов Политбюро, которые управляли страной.
И вот сейчас эти коммунистические князьки замыслили расправиться с польским священником, занявшим высший сан в Католической церкви. Но каким образом папа римский может угрожать родине? Под его началом нет никаких воинских формирований. Значит, он представляет собой политическую угрозу? Но как? Формально Ватикан является самостоятельным государственным образованием — однако государство, не располагающее военной мощью, это ничто. А если бога нет, то власть папы, какой бы она ни была, есть иллюзия, нечто такое же неуловимое, как дым от сигареты. А Советский Союз располагает самой мощной армией на земле, о чем постоянно твердят в телепередаче «Служу Советскому Союзу!», которую смотрят все от мала до велика.
Так зачем же убивать человека, не представляющего никакой угрозы? Неужели он способен заставить взмахом жезла расступиться океан или наслать на землю мор? Разумеется, нет.
«А убийство безобидного человека является преступлением,» — мысленно подвел итог своим размышлениям Зайцев. Впервые за все время работы в доме номер два по площади Дзержинского Олег Иванович дал волю своим мыслям, перешагнул запретную черту. Он задал себе вопрос и нашел на него ответ.
Конечно, было бы очень хорошо, если бы Зайцев мог поделиться с кем-нибудь своими соображениями, но, разумеется, об этом не было и речи. Это лишало его своеобразного предохранительного клапана, позволяющего разобраться в собственных чувствах и привести их к общему знаменателю. Законы и порядки Советского Союза вынуждали Зайцева вариться в собственном соку, снова и снова мусолить свои мысли до тех пор, пока они в конечном счете не выстраивались в строгом порядке, ведущем к единственному решению. И в том, что советское государство не одобрило бы это решение, была вина исключительно самого государства.
Пообедав, Зайцев допил чай и закурил сигарету, однако этот созерцательный акт нисколько не успокоил его душу. Хомячок по-прежнему беспокойно носился по колесу. Однако никто из находящихся в столовой этого не замечал. Тем, кто видел Зайцева, Олег Иванович казался обычным человеком, наслаждающимся в одиночестве послеобеденной сигаретой. Подобно всем советским людям, Зайцев умел скрывать свои чувства. Его лицо оставалось абсолютно непроницаемым. Он лишь время от времени смотрел на настенные часы, чтобы вовремя вернуться на рабочее место после обеденного перерыва — обычный государственный служащий, один из множества, работающих в этом здании.
А на последнем этаже все обстояло по-другому. Полковнику Рождественскому не хотелось отрывать председателя от обеда, поэтому он сидел у себя в кабинете, уставившись на медленно ползущие стрелки часов, и жевал бутерброд, не притрагиваясь к тарелке супа. Как и Андропов, Рождественский курил американские сигареты «Мальборо», более мягкие и качественные по сравнению с советскими. Страстью к хорошим сигаретам он заразился на оперативной работе за границей. Сейчас, являясь высокопоставленным сотрудником Первого главного управления КГБ, Рождественский имел возможность покупать «Мальборо» в специальном закрытом магазине в центральном управлении. Американские сигареты были дорогими даже для тех, кто получал зарплату в инвалютных рублях, но Рождественский пил дешевую водку, что отчасти уравнивало его затраты. Дожидаясь вызова к председателю, полковник гадал, как тот отнесется к ответу Годеренко. Руслан Борисович считался очень способным резидентом, осторожным и вдумчивым. Он занимал достаточно высокое положение, чтобы иметь возможность спорить с начальством, что и произошло сейчас. В конце концов, задача Годеренко состояла в том, чтобы отправлять в Москву достоверную информацию, и если у него возникали опасения, что та или иная операция может его скомпрометировать, он был просто обязан предупредить об этом. К тому же, в сообщении Андропова не было прямых приказов — лишь просьба оценить ситуацию. Так что, скорее всего, Руслан Борисович не навлечет на себя гнев Андропова. Однако председатель, возможно, рявкнет, а в этом случае выслушивать его гнев придется тому, кто находится под рукой, то есть ему, полковнику А. Н. Рождественскому. И ничего хорошего в этом не будет. Его положение одновременно внушало зависть и вызывало страх. Входя в ближайшее окружение председателя КГБ, Рождественский мог нашептывать ему на ухо, однако при этом он находился также и в непосредственной близости от его зубов. В истории КГБ были нередки случаи, когда кому-то приходилось отвечать за чужие ошибки. Однако в данном случае это было маловероятно. Хотя и, бесспорно, человек крутой, Андропов при этом был достаточно справедливым. И все же не было ничего хорошего в опасном соседстве с пробудившимся вулканом.
На столе у Рождественского зазвонил телефон прямой связи.
— Председатель готов вас принять, товарищ полковник, — сказал личный секретарь Андропова.
— Спасибо.
Встав, полковник прошел по коридору.
— Пришел ответ от полковника Годеренко, — доложил Рождественский, протягивая расшифрованное сообщение.
