Если я предупрежу его, он начнет перегруппировку войск, и тогда его обвинят в невыполнении приказа главнокомандующего. В этом случае вся ответственность ляжет на него. Я ведь всего лишь предостерег его, а остальные действия он предпринял по собственной инициативе – нет! Если я отказываюсь нарушать приказы, то не могу заставить кого-то поступать по-иному.
А вдруг главнокомандующий прав? Что, если это действительно отвлекающий маневр? Рур представляет собой стратегическую цель исключительной важности.
Алексеев поднял голову.
– Продолжить наступление.
– Слушаюсь, товарищ генерал.
– Донесение о танках противника в Бремке было ошибочным, – К Алексееву поспешно подошел молодой офицер. – Это оказались наши танки, двигающиеся на юг.
– Вы полагаете, что это хорошая новость? – бросил Алексеев.
– Конечно, товарищ генерал, – нерешительно ответил капитан.
– А вам не пришло в голову поинтересоваться, почему наши танки вдруг двигаются на юг? Черт вас побери, неужели я один должен думать за всех? – Алексеев знал, что кричит на молодого офицера потому, что не может возразить действительному виновнику происходящего. Капитан опустил голову. Генерала охватило чувство стыда.
* * *
Им поручили выполнить эту задачу, потому что у них было больше опыта боевых действий, чем у всех остальных. Никому и в голову не пришло, что в операциях такого рода у них не было вообще никакого опыта. Они не оборонялись, а наступали. В прошлом, если не принимать во внимание нескольких контратак местного значения, ни одно подразделение НАТО не принимало участия в наступательных операциях, однако лейтенант Макколл – он по-прежнему мыслил как сержант – знал, что они справятся с этим лучше других. На танке М-1 установлен ограничитель числа оборотов двигателя, не позволяющий двигаться со скоростью, превышающей сорок три мили в час. Экипажи танков всегда начинали с того, что снимали этот ограничитель.
Сейчас его М-1 мчался со скоростью пятьдесят семь миль в час. На такой скорости трясло так, что мозги болтались внутри черепной коробки, но лейтенант еще никогда не испытывал такого острого наслаждения. Его жизнь балансировала на тонком канате между смелостью и безумием. Боевые вертолеты летели впереди танковой роты Макколла; они провели разведку маршрута и сообщили, что дорога к Альфельду свободна. Русские не пользовались этой дорогой. Да это была всего лишь полоса отчуждения над проложенным под землей нефтепроводом, заросшая травой полоса шириной сто футов, пересекающая лес и прямая, как стрела. Широкие гусеницы танка оставляли позади фонтаны взметнувшейся в воздух земли, напоминающие кильватерную струю гоночного катера. Огромная боевая машина мчалась на юг.
Механик– водитель чуть сбавил ход на крутом повороте, и Макколл, прищурив глаза, посмотрел вперед. Он хотел убедиться, что впереди нет машин противника, которых не заметили вертолеты. Впрочем, это могла быть и не машина, всего три человека с противотанковой ракетой, и миссис Макколл получит телеграмму, которая с сожалением известит, что ее сын…
Тридцать километров, подумал он. Проклятье! Прошло всего полчаса с того момента, как немецкие гренадерские части прорвали русский фронт, и туда мчится американский танковый полк. Просто безумие, однако, черт побери, разве не безумие, что он все еще жив после своего первого боя, через час после начала войны. Еще десять километров.
* * *
– Ты только посмотри! Вот еще наши танки, направляющиеся на юг. Что за чертовщина здесь происходит? – проворчал Сергетов, повернувшись к водителю. Теперь даже тон его голоса походил на голос Алексеева.
– Разве это наши танки? – удивился водитель. Молодой майор недоуменно потряс головой. Вот еще один танк промчался в просвете между деревьями – крыша его башни была плоской, а не куполообразной, как у советских танков!
Над деревьями показался вертолет и развернулся в небе. На этот раз Сергетов не ошибся и не принял его за русский, а короткие крылья по сторонам фюзеляжа означали, что это штурмовой вертолет. Водитель бросил пикап вправо в тот самый момент, когда у дула пулемета, установленного на носу вертолета, засверкали вспышки выстрелов. Сергетов успел выпрыгнуть наружу при виде тянущихся к пикапу трассирующих пуль. Он упал на спину и перекатился под прикрытие деревьев. Майор не поднимал головы, но ощутил жар вспышки и понял, что пулеметная очередь взорвала резервный топливный бак машины. Молодой офицер вскочил и скрылся в лесу. Выглянув из-за ствола высокой сосны, он увидел, как американский вертолет на сто метров подлетел к горящей машине, чтобы убедиться, что она уничтожена, а затем опустил нос и полетел на юг. Рация Сергетова осталась в горящем перевернутом грузовичке.
* * *
– «Буффало три-один», это «Команч», прием.
– «Команч», это «три-один», докладывайте, прием.
– Мы только что уничтожили русский грузовик. В остальном все в порядке. Вперед, ковбои! – не удержался от возгласа пилот вертолета.
Макколл засмеялся, услышав эти слова, и тут же напомнил себе, что смеяться не над чем. Несколько механиков-водителей схлопотали выговоры за то, что вели себя излишне вольно на немецких полях, а теперь им приказывают мчаться вперед! Еще две минуты, и три километра остались позади.
Сейчас начинается опасный этап.
– «Буффало три-один», видим охранение на вершине холма из трех русских машин. Похожи на БТР, повторяю: браво-танго-ромео. Транспорт, двигающийся по мостам, состоит из одних грузовиков. На восточном берегу, к северу от города, расположена танкоремонтная мастерская.
М– 1 замедлил ход, приближаясь к последнему повороту. Макколл приказал водителю съехать с дороги на лужайку, поросшую травой, и огромная боевая машина величественно поползла к соседней рощице.
– Цель – БТР, в направлении одиннадцати часов, расстояние две тысячи семьсот. Огонь по готовности, Вуди!
Первая из восьмиколесных бронированных машин взорвалась прежде, чем кто-нибудь из экипажей БТР заметил стоящий поблизости танк. Русские смотрели вверх, ожидая воздушного налета, а не вражеских танков в сорока километрах за линией фронта. В следующую минуту взорвались и остальные бронетранспортеры. Танковый взвод из четырех машин под командой Макколла помчался дальше.
Три минуты спустя они достигли гребня холма. Один за другим огромные танки «Абраме» вползли на вершину, откуда открывался вид на то, что еще недавно было маленьким городком. Несколько дней непрерывных налетов авиации и артиллерийских обстрелов стерли его с лица земли. Действовали четыре понтонных моста, по которым медленно двигались грузовики, в то время как своей очереди ждало множество других грузовых машин.
Сначала танки обнаружили и уничтожили все, что представляло для них хотя бы отдаленную угрозу. Пулеметный огонь поливал грузовики, а танковые орудия обстреляли танкоремонтную мастерскую, расположенную в поле к северу от города. К этому времени на гребне холма разместились уже две бронетанковые роты, и боевые машины пехоты открыли огонь по грузовикам из своих легких двадцатипятимиллиметровых автоматических пушек. Уже через пятнадцать минут горело больше сотни машин, нагруженных припасами, достаточными, чтобы на протяжении суток поддерживать боеспособность целой русской дивизии. Однако уничтожение припасов являлось всего лишь второстепенной целью. К передовой группе подтягивались основные силы танкового батальона, перед которым была поставлена задача удерживать этот русский узел коммуникаций до тех пор, пока не подойдет подкрепление. Немцы уже захватили Гронау, и русские войска к востоку от Лайне были отрезаны от тылов. Два понтонных моста уцелели, и рота боевых машин пехоты М-2 «брэдли» устремилась по ним, чтобы захватить позиции на восточной окраине города.
