– Когда я был молодым лейтенантом и служил в саперных войсках, – шепнул русский президент, – мне нравилось заниматься подрывными работами.
Дарлинг усмехнулся и наклонил голову к соседу – иногда хочется сказать что-то не для микрофонов.
– Мальчишкой мне хотелось стать крановщиком и знаешь чем заниматься?
– Чем, Роджер?
– Разбивать здания тяжеленным железным шаром. Мне казалось, что это самая интересная работа на свете!
– Особенно если внутри здания находятся представители оппозиционной партии, – добавил Грушевой. Оба засмеялись, разделяя эту точку зрения.
– Пора, – заметил Дарлинг, увидев, как режиссер подал знак. Оба президента положили большие пальцы рук на кнопки.
– На счет три, Эд? – спросил Дарлинг.
– Считай, Роджер. – Один, – начал Дарлинг. – Два, – продолжил Грушевой.
– Три! – произнесли оба одновременно и нажали на кнопки. Кнопки замкнули простую электрическую цепь, которая вела к спутниковому передатчику, находящемуся снаружи здания. Потребовалась примерно треть секунды для того, чтобы сигнал долетел до спутника и вернулся на землю, еще треть на обратный путь, и в течение этого времени миллионы людей затаили дыхание в нетерпеливом ожидании, опасаясь, что в последнее мгновение все сорвется. Но этого не произошло.
* * *
– Вот это да! – заметил майор, когда детонировал подрывной заряд из сотни фунтов композитной взрывчатки С-4. Грохот оказался впечатляющим даже на расстоянии в полмили, и тут же из шахты вырвался столб пламени от возгорания твердого ракетного топлива. Эта часть церемонии была самой опасной. Подрывникам нужно было убедиться в том, что загорится только верхняя часть, в противном случае ракета могла бы вылететь из шахты. По правде говоря, вся процедура торжественного уничтожения ракет являлась слишком опасной и сложной. Холодный ветер относил токсичный дым на восток, и к тому времени, когда на его пути окажется первый населенный пункт, от ядовитых зов останется только отвратительный запах – примерно то же самое можно сказать и о политической ситуации, существовавшей в тот момент, когда создавались эти ракеты, правда? Впрочем, зрелище горящей ракеты производило огромное впечатление. Самый большой в мире трехминутный фейерверк, сгорающий в обратном направлении – сверху вниз – и оставляющий один только дым, ничего больше. Сержант включил систему пожаротушения внутри пусковой шахты, и, к удивлению майора, она исправно заработала.
– Знаешь, мы бросали жребий – кому выпадет честь уничтожить последнюю американскую ракету, – и я выиграл, – произнес майор вставая.
– А мне просто приказали ехать, вот и все. Но я рад, что мне повезло. Сейчас уже можно подъехать к шахте?
– Думаю, да. Пошли, Валентин. Осталось еще одно дело, не так ли?
Офицеры сели в «хаммер», последнее воплощение армейского джипа, и майор направил огромную машину к пусковой шахте с наветренной стороны. Сейчас шахта представляла собой всего лишь дыру в сожженном грунте, из которой поднимался пар. За ними пристроилась съемочная группа Си-эн-эн, и телеоператор передавал прямо в эфир изображение «хаммера», прыгающего по кочкам прерии. Обе машины остановились, к неудовольствию съемочной группы, в двух сотнях ярдов от шахты. Офицеры вышли из «хаммера», держа в руках противогазы на случай, если окружающий воздух все еще опасен для здоровья. Воздух оказался безопасным, просто дурно пахло. Американский офицер знаком разрешил телевизионщикам приблизиться и подождал, пока они приготовятся к съемке. На это потребовалось две минуты.
– Готово! – произнес режиссер.
– Итак, ты признаешь, что пусковая шахта и ракета в ней уничтожены? – спросил майор.
– Да, признаю, – улыбнулся русский офицер и отдал салют, затем сунул руку в карман и достал два бокала. – Вы не подержите, товарищ майор?
Дальше из другого кармана на свет появилась бутылка грузинского шампанского. С широкой улыбкой на лице русский выстрелил пробкой вверх и разлил пенящееся вино по бокалам.
– Сейчас тебя кое-чему научу – в лучших русских традициях. Но сначала выпьем, – предложил он.
Телевизионщики с нескрываемым удовольствием вели репортаж. – Думаю, я уже знаком с этой традицией. – Майор залпом осушил бокал. – А что теперь?
– Больше пользоваться этими бокалами нельзя. Не может быть благороднее цели. Делай то же, что и я. – С этими словами он повернулся и замахнулся, чтобы бросить свой бокал в зияющее жерло шахты. Американец засмеялся и последовал его примеру.
– Бросай! – И по команде оба бокала исчезли в клубах пара, поднимавшегося из бывшей пусковой шахты последнего американского «Минитмена», однако оба офицера расслышали звон разбившегося о железобетонные стенки хрусталя.
– К счастью, у меня осталось два стакана, – заметил Валентин, доставая их из очередного кармана.
* * *
– Черт побери, – выдохнул Райан. Оказалось, что у американского офицера, присутствующего при взрыве русской пусковой шахты, возникла аналогичная мысль, и сейчас он объяснял своему коллеге смысл рекламы «Время пить пиво». К сожалению, алюминиевые банки не разбиваются, когда их бросают в шахту.
– Слишком уж театрально, – заметила Кэти.
– Да, это не пьеса Шекспира, но по крайней мере раз сделано – значит, сделано. – Аплодисменты перекрывали хлопки пробок, вылетающих из бутылок шампанского.
– Это правда относительно пяти миллиардов долларов?
– Да.
– Итак, Иван Эмметович, мы можем теперь стать друзьями? – спросил Головко, подходя к ним с бокалами в руках. – Наконец-то нам удалось встретиться, Кэролайн, – приветливо улыбнулся он, глядя на Кэти.
– Мы с Сергеем знаем друг друга уже много лет, – объяснил Джек и поднял бокал.
– Начиная с того вечера, когда я держал тебя под прицелом пистолета, – заметил русский. Интересно, подумал Райан, это всего лишь экскурс в историю или… что-то за этим стоит?
– Что?! – воскликнула Кэти, поперхнувшись шампанским.
– Неужели ты не рассказал об этом жене?
– Боже мой, Сергей!
– О чем это вы оба говорите?
– Видите ли, доктор Райан, когда-то в далеком прошлом мы с вашим мужем не смогли… договориться по одному вопросу, затрагивающему проблемы нашей профессии. В результате мне пришлось убеждать его с пистолетом в руке. Я так и не сказал тебе, Джек, что пистолет не был заряжен.
– Ну и что? Мне все равно некуда было спешить, верно?
– Это какая-то шутка? – недоуменно воскликнула Кэти.
– Да, милая, пожалуй, это можно назвать шуткой. А как поживает Андрей Ильич?
– С ним все в порядке. Если хочешь, я организую тебе встречу.
– Да, было бы неплохо, – кивнул Джек.
– Простите, но я хотела бы знать, кто вы?
