От Егора
…Не поле перейти
Эпиграфы к главе
— Умеете ли вы играть на рояле? — Не пробовал, но
думаю, что умею.
Если фаллос каждый раз входит и выходит из наружных половых
органов одним и тем же способом, длительный сеанс занятий любовью может быть
скучным, но если мужчина знает, как разнообразить толчки и позы, долгий сеанс
становится большим преимуществом. И не будет большим преувеличением сказать,
кстати, что чем больше времени он имеет, тем легче ему будет сделать сеанс
запоминающимся. «Тун Сюань Цзу» содержит поэтическое описание различных
толчков, какие удобны в длительных сеансах занятий любовью: глубокие и мелкие,
мелкие и быстрые, прямые и косые толчки никоим образом не являются однородными,
и каждый имеет свой отличительный эффект и характеристики. Медленный толчок
должен походить на дерзающее движение карпа, играющего с крючком: быстрый
толчок — на движение стаи птиц, пробивающейся против ветра. Вставлять и
вытаскивать, двигать вверх и вниз, слева направо, разделять промежутками или в
быстрой последовательности, и все они должны быть скоординированы. Мы должны
использовать каждый в наиболее удобное время и никогда не цепляться упорно за
один стиль по причине нашей собственной лености или выгоды. Затем в книге
подробно описываются 9 типов толчков: 1. Направлять вправо и влево, будто
храбрый воин пытается порвать ряды врагов. 2. Двигать вверх и вниз, будто дикая
лошадь брыкается в реке. 3. Вытаскивать и приближать, как стайка чаек играет на
волнах. 4. Использовать глубокие толчки и мелкие, дразнящие удары быстро
чередуя, как воробей клюет остатки риса в ступе. 5. Производить глубокие и
мелкие удары в неизменной последовательности, как большой камень опускается к
море. 6. Приближать медленно, как змея вползает в нору для зимовки. 7. Толкать
быстро, как испуганная крыса бросается в нору. 8. Балансировать, затем ударять,
как орел хватает неуловимого зайца. 9. Поднимать, затем погружать, подобно
тому, как большая парусная лодка храбро встречает бурю. Толчки, производимые с
различными скоростями, силой и глубиной, добавляют оттенки и нюансы
удовольствия, которые усилят любовь мужчины и женщины. Вариации также дают
мужчине метод контроля его эякуляции и поддерживают его фаллос твердым в
течение соответствующего долгого времени.
Из книги Йалан Члана «Дао любви»
Сидит девица, думает, за кого замуж пойти? «За
молодого-холостого? Нет у него никакого опыта, плохо мне будет. За вдовца? Свою
жену заколотил, за меня примется, плохо мне будет. Пойду-ка за женатого: со
своей женой справляется и мне хорошо будет».
СКАЗКА
Совсем допекли мужики Господа-Бога просьбами что-нибудь
придумать — совсем-де их жены заели. Господь и придумал: завтра утром, говорит,
приносите вон к тому старому дубу каждый свою жену в большом мешке. Ладно,
собрались они все утром у дуба пораньше. Господь и говорит: развешивайте их по
веткам, кому где удобней. Развесили.
— Теперь, — велит, — идите по кругу, а как я
хлопну в ладоши, бегите каждый к любому мешку, который напротив вас, и берите
себе. Ясно?
— Ясно, — отвечают.
Ну, пошли. Кружил он их, кружил, раз! — в ладоши
хлопнул. Они все и побежали разом каждый к своей прежней.
— Мужики! Да вы что? Уговор-то другой был!..
— Э, батюшка, — отвечают, — у старой-то жены
мы уже все насквозь знаем, а у новой-то какая еще новая зараза проявится!
С тех пор и стали жить со своими — в ладу и согласии.
Мы с Анастасией завели ритуальный «мамин день». Не всегда
его правда, соблюдали в силу обстоятельств от начала до конца, но как принцип
мы его выдерживали. Это означало, что бытовые хлопоты в субботу сводились до
минимума («кому нужны разносолы, готовьте их сами!»). Желающих трудиться у
плиты, в общем-то, не находилось, правда, однажды Максим поразил нас всех,
сотворив из кипятка, порошка какао, сухого молока и сахарного песка вполне
приличное подобие праздничного напитка. Все пили огненную жидкость да
похваливали поваренка, а в округлившихся от восторга Олиных глазках авторитет
брата возрос аж до неба.
«Мамин день» означал, что мама либо трудилась по
собственному желанию (вдруг ей захотелось вышить гладью на плече своей зеленой
блузки двух играющих сиреневых стрекоз), либо читала, либо уезжала к родителям,
либо отправлялась с подругой в парилку, а оттуда к косметичке, либо вела всю
нашу команду в музей, планетарий или даже в кафе. «Мамин день» означал, что
вечером я должен был пригласить ее на свидание, к которому она тщательно
готовилась (наряд, макияж и т. д.), и мы отправлялись — по моему выбору —
на какое-либо зрелище («Вот так, дружок, и выявляются все дефекты твоего
вкуса…») Ну, а уж после возвращения!.. Каждый раз это была вдохновенная поэма,
где мне принадлежала честь скромного соавторства, не более. А назавтра — это
была стряхнувшая с себя сто пудов бытовых забот, помолодевшая чуть ли не до
девичьего вида женщина.
В тот особо запомнившийся мне вечер я пригласил ее на
прогулку по Неве в честь праздника белых ночей. В светлых одеждах, держась за
руки, как студенты, мы шли Вдоль гранитных парапетов под призрачно-серебряным
небом, пропитанным светом исчезнувшего за горизонтом светила. Рядом с нами
текла празднично одетая толпа, обходя застывших с удочками чудаков. Это были
приезжие — средних лет и дети, но в основном молодежь. Очень- очень приятно мне
было двигаться ладонь-в-ладонь с любимой, столь прекрасной, грациозной женою,
которая стала моей судьбой, моим счастьем! Она все время ахала от восторга,
теребила меня и по поводу, и без повода. То ее внимание привлекал переполненный
прогулочный пароходик («Поехали, Егорушка, поехали!.. Ой, нет, такая
очередь…»), то какие-то женские одежды, то музыканты, старательно наигрывающие
на духовых крепко памятную классику. А мое сознание было и тут, и не тут.
Гулевание — дело доброе и славное, но я никуда не мог деваться от ясного
понимания того, что аз есмь муж, то есть защитник, кормилец и поилец этой
удивительной женщины, столь совершенной телом и душой, вверившей мне жизнь свою
и своих детей. Их благополучие — вот смысл моего существования. Да, конечно,
мне должно быть интересно и здорово от трудов моих, так твердит Анастасия
постоянно («Да действуй ты, Егорушка, по своему разумению, с кем тебе надо
сближайся, с кем хочешь — разбегайся, уж на сатиновые трусики для тебя я всегда
заработаю»). И однако — грош мне цена, мужику с головой и руками, если не буду
я удачлив и богат — для своей семьи. И я благостно тек в праздничной толпе, но
мысль моя не была праздной: да почему бы здесь, где по вечерам фланируют
тысячи, десятки и сотни тысяч людей, не организовать торговлю прохладительными
напитками, сладостями, пирожками? Почему в Берлине, к примеру, на народных
празднествах все желающие могут купить с лотков станиолевые тарелочки с
горячими сосисками со сладкой красной приправой, а в Сайгоне — орешки с зеленью?
А у нас — ничего.
Да, дела в Отечестве разворачиваются круто, это я испытал на
своем хребте. Но, с другой стороны, какие просторы у нас для любой инициативы
открылись! Так почему надо ждать, что наши же очевидные потребности должен
удовлетворять какой-либо заокеанский Мак-Дональд или рвач из ближнего
кавказского зарубежья, или должны их уродовать уклончивоглазые хмыри из
местных, приторговывающие одной лишь водкой, не вынимая вонючего окурка изо
рта? Гулять-то я гулял, но в сознании моем тем временем четко прокручивалась
идея, которую недавно высказала на собрании учредителей нашего хромающего на
обе ноги картографического концерна Алевтина Сергеевна, экономист милостью
Божьей: необходимо в структуру издательства ввести и коммерческие
подразделения, ибо без постоянно притекающих в кассу наличных денег нам не
дожить до лучезарного будущего… Так вот же она, эта наличка! Другое дело, как
ее взять…
