— Егорушка, дорогой, ты здесь? — И здесь, и
сейчас, мадам Филиппова! «Филиппова»? Что за новости? Кто таков? За кого ты
меня еще норовишь выдать замуж? Мне, вроде, хватит уже по вашему брату скакать,
пора с тобой угомониться. — А вот был когда-то такой великий булочник в
Питере Филиппов… Она звонко рассмеялась: — Если уж выдавать меня за чью-то
тень, то давай уж за более густую: за Елисеева. Можно и за Нобеля: ух, я тебе
премию оторву! — Ты прямо скажи: хотела бы сейчас испить квасу? — Да,
мой господин, прямо отвечаю, без уклончивости. — А орешков
погрызть? — Да, мой господин. — Мягкого мороженого полизать? —
О, мой господин!.. — Чашечку кофе испить? — С булочкой или с
пирожным? — С хрустящим хлебцем. — Ммм!.. — Ну, а если мы с
ребятами откроем здесь такие ларечки, да еще с креслицами плетеными под
тентами? — В Париже подсмотрел? — Нет, в Кабуле. Ну, что, готова стать
мадам ля-Филиппова? Она прижалась ко мне мимолетно и вздохнула: — Гладко было
на бумаге…
О, как права она была! И если слизь хищную и долгорукую
рэкетирскую (проще — бандитскую) мои афганцы с началом дела круто поставили на
место, то куда труднее было осилить вязкий чиновничий пластилин!.. Но все это
было позже, а сейчас, с наводки экономиста Алевтины ив движении за ручку по
Дворцовой набережной с женою Анастасией я воочию увидел, где и как можно
заложить весьма серьезный фундамент для благосостояния своего семейства и для
финансовой поддержки своего картографического концерна.
Но я возвращаюсь памятью к этой, одной из многих, но
почему-то особенно запомнившихся прогулок: да, мы ходили и в театры, и на
концерты, и в филармонию, но, грешен, вкус мой оказался не настолько изощрен,
чтобы испытывать там такие же подъемы духа, какие были у Насти. Она-то,
случалось, во время какой-нибудь симфонии буквально вцеплялась ногтями в мою
пуку и говорила потом, в перерыве, насколько прослушивание со мною дает ей
больше новизны и остроты впечатлений, чем слушание музыки в одиночку. Я-то,
конечно, с готовностью соглашался, но для меня чаще всего серьезная музыка в
большом зале была поводом лишь для расслабления, отдыха и отключения. Что тут
поделать? Я читал как-то, что даже великий Чарльз Дарвин в своей
«Автобиографии» с сожалением сообщал, будто не воспринимает высокого
художества, что оказался не развитым в эстетическом отношении. Вот и моя жизнь
оказалась в данном смысле не на высоте. А во время той прогулки сквозь белые
ночи я наслаждался всесторонне: и призрачным светом, и сказочной архитектурой,
и могучей рекой, и, главное, сердечной радостью от слияния с любимой женщиной.
Что меня грело больше всего и наполняло чувством прочного устойчивого,
внутреннего счастья? Тут я хочу высказать свое главное понимание возможности
прочных супружеских отношений: я представлял себе две пересекающиеся в
пространстве ракетные траектории или два прожекторных луча — вот модель
большинства, к сожалению, браков. Встретились-пересеклись жизненные пути двух
человек, вспыхнули на этом перекрестке ярким пожаром, а затем — их судьба
относит друг от Друга, все дальше и дальше, и пожар этот, естественно, горит
все тише и слабее, пока и вовсе не загасает. А что же нужно, что в идеале?
Трассы, не перекрещивающиеся в одной точке и затем расходящиеся, но слившиеся
воедино — на всю оставшуюся жизнь.
Мне с Анастасией было очень хорошо, начиная с самой глубокой
глубины души. Да, началось-то все для меня с того поразившего меня первого
физического ощущения, когда на памятной новогодней вечеринке я пригласил ее на
танец и почувствовал руками под какой-то невесомой кофточкой упругую, нежную,
гибкую талию. Это восприятие волшебного женского естества — тонкая талия над
сильными широкими бедрами, эта шелковая грудь, в которой я сразу растворился во
время медленного танца, — вот где коренилось для меня начало любовного
потрясения.
Да, все началось с глубинного трепета при столкновении с
этим совершенным телом, с этим несказанным чудом природы. Конечно же, ее симпатичное
лицо, разумеется, высокий уровень доверительного внимания к собеседнику и
развитый интеллект весьма облагородили и по-человечески преломили природу моего
вспыхнувшего влечения и физического восхищения ею, но импульс пошел, как бы
сказать, снизу, не от головы и даже не от сердца. Мне пришлось к моменту нашей
встречи пересечь жизненные траектории не малого числа женщин, порождающих огонь
в крови, иные из них, например, Дарья, обладали редкостной красоты точеной
фигурой, но тот удар, который я получил, прикоснувшись к талии Анастасии, шел,
очевидно, от излучения самой близкой моему естеству ее генетической субстанции,
думаю, именно от нее.
Что поделать: хотелось бы выглядеть потоньше в отношении
филармонических концертов и смотреться подуховнее относительно мотивов
первовлечения к Анастасии, но правда есть правда, и только она не подведет и не
выставит меня тем, кем я в действительности не являюсь. Однако потом, когда я
как никогда прежде крепко стал на якорь полнокровной физической радости с этой
женщиной, началась трансформация и моего так называемого духовного мира. Четко
могу сформулировать то, что впервые в жизни я, уже старый мужик,
женатый-переженатый прежде, обрел в этом союзе.
Во-первых, для нее свята была моя индивидуальность, моя
особность. Предположим, что по своим качествам я — типичный верблюд. Да, не
красавец, да, в трудах изнурительных и долгих наработал аж два неэстетичных
горба, да проплешины на этих горбах видны, но ведь есть же у меня какие-то
достоинства? Так вот, никогда не высказывалось сожалений в том, что я не есть,
образно говоря, гарцующий вороной жеребец-двухлетка. Короче говоря, она приняла
мою суть как данность, как полное мое право на жизнь согласно собственным
установкам и собственному темпераменту. Да, разумеется, она так же, как и я,
хотела моего совершенствования, освобождения от слабостей, но именно моего, и
именно от моих, а не некоей трансмутации.
Во-вторых, мое благорастворение, мое блаженство с нею
заключалось в том, что это было состояние постоянной поддержки, заинтересованного
одобрения, это было чувство союза и союзника. Господи, сколько сил, лет и даже
десятилетий ушло у меня в прошлом на борьбу с партизанским движением в
собственном тылу, когда прежние мои супруги хотели, чтобы я жил так-то и
так-то, по их велению, а не по своему разумению. Сколько нужно было затратить
времени, сил, чтобы вернуться в спокойное состояние, пригодное для нормальной
работы, после подобных встрясок, объяснений и выяснений! Сколько возмущенных
высказываний вытерпел я, например, в ответ на свой категорический отказ
выслушивать за завтраком, когда настраивался на новый трудный день, причитания
по поводу ухудшающихся жизненных обстоятельств в державе!
Да, возможно, они и были правы по-своему: им нужно было
сбросить пар и, вероятно, имеются на свете такие супружеские сочетания, где
мужьям с утра оная информационная грязь интересна… И вот: хвала всем богам,
Анастасия одобряла и всячески оберегала этот столь необходимый для меня ясный и
бодрый утренний настрой. И не только сама поддерживала, но и детей
стимулировала на доброе и веселое поведение за завтраком, то есть на полное
отсутствие нервозности. Это малый пример, но так было повсеместно: она
поддерживала меня. Могу сказать: если мне не создавать душевных помех, в чем
преуспевали мои предбывшие, то в спокойном состоянии я выдаю 100 % своих
возможностей, но если меня поддерживать, если искренне восхищаться тем, что у
меня реально получается, если одобрять меня, то возможности эти возрастают
десятикратно! Обычный мужчина становится суперменом, если в него верит его
женщина. Жаль, что этого не знает значительное большинство жен: их
недоброжелательная пилежка подрезает тот самый опорный сук, на котором держится
гордость и преуспеяние их мужчин.
