Вот ведь что нелепо: вкусы-то — одинаковые, цели-то, поди,
одни: мне чтоб тебе что-то доброе, хорошее сделать, ей — если отбросить все ее
претензии — наверное, ведь тоже. Один пуп земли для нас и — обиды! Ничего
хорошего не получится, если придут две матери к судье с просьбой поделить
одного ребенка. Поскольку классику-то знаю — отступлюсь, тянуть не буду: ну
больно же тебе будет! Лучше бы — старались — каждая по-своему, делали б свое
доброе дело: одна петушка на палочке, другая — пряник, одна по головке
погладит, другая — поцелует. Ну, правда же? Лучше же?
Подумала, Егор, и Восток — не выход. Нет, я не смогла бы
быть твоей какой- то там по счету женой. Раньше думала: ужилась бы. Нет.
Страшно сказать, но я бы с ними со всеми что-нибудь плохое сделала бы.
А знаешь, правильно, что мы с тобой никуда не поплыли, как
предлагал профсоюз. Я бы не перенесла такого: ты — рядом и сейчас, и вечером, и
ночью, и завтра, и еще завтра, и еще потом. У меня такого — не выдержало бы
сердце. Или — нервы, и тогда я куда-нибудь бы нырнула, прыгнула — от этого
невозможного счастья, я бы просто задохнулась им. И ты бы на похоронах не
сердился на меня, а когда тебя стали бы упрекать, разводил руками: «Да нет же
ее, а на нет и суда нет!»
А сейчас я есть. И у меня кончается последние молекулы
кислорода, баллоны — пустые.
А вчера снова видела тебя во сне. Шли по какой-то лестнице,
и ты стал меня целовать. Приснится же такое? А я-то при чем? Вообще-то, я очень
давно уже по ночам почти не сплю. Это не от каких-то физических недомоганий, а
вполне естественное состояние.
У нее есть ты. У меня тоже есть ты, и, может, у меня «тебя
больше». Но у нее ты — реальный. И хотя ты приходишь ко мне во сне ночью — до
тебя не дотронуться, тебя — не ощутить — ни рукой, ни лицом, ни губами, ни
глазами. Господи, какая она счастливая! А я снова мечтаю. Нет, не о Востоке, о
другом. Говорят, был у нас проект после войны — ввиду большой убыли мужчин
официально ввести двоеженство. Для героев войны, ну, для руководства, само
собой, и для отличившихся в труде — как поощрение. Там в проекте что хорошо-то
было? Не вместе, а две семьи, два разных дома. Ведь куда хорошото, удобнее, ага
же? Никто никого не раздражает. Женщины ведут себя прилично — поскольку дух
соперничества к этому подстегивает. И тишь, и мир, и — одно хорошее, и ничего
плохого, (а то уйдешь в другой дом!). Боже мой, и живут же люди! Как говорил
Расул Гамзатов о двуязычии: нельзя сесть на двух коней сразу, но, запряженные в
одну повозку, они везут быстрее. Нельзя надеть две папахи и закурить две трубки
сразу, но когда мне протянута рука друга и я ее пожимаю, я чувствую, как
сильнее становится моя рука… Ну пусть бы так во всем, а? Если у нас это официально
введут для отличившихся в творческом труде, ты не отказывайся, ладно? Да не
скажу я тебе ни слова ни разу плохого про нее, не думай!
Если бы мне сказали: ты иди к нему, только после этого —
тебе нельзя будет жить, — я бы полетела, тут же. Мне бы — только
надышаться тобой. Это же невыносимо: видеть тебя и жить — без тебя. Ты не
ругайся на меня, пожалуйста, что я выпрашиваю эту милостыньку у тебя — я же
тебя люблю!
Егор! Я не могу больше. Я хочу тебя видеть. Да не на работе,
это одно мучение, а у себя дома! И не говори, что это — безнравственно: мне
увидеть тебя. Боже мой, ведь она видит тебя — каждый день! И в любую секунду
может прикоснуться к тебе, почувствовать — вот он ты, рядом, с нею. И видеть, и
слышать, и жить этим. И каждую ночь ощущать тебя рядом! И так — изо дня в день!
Ежели чего, так Вы скажите, и я буду — про нейтральное. Вот
о погоде всегда прилично, ага? Ах, Егорушка, такая она сейчас… моя, наша
погода? Пасмурно, серо, но — не гнетуще, наоборот — счастливо, потому что
зелено, потому что воздух настоен на тополиных почках, и каждый день — что-то
новенькое. Березки давно зеленые, а тополя — так их, таких, люблю! Уже цветет
черемуха (рано!). Белые — завтра-послезавтра — распустятся яблони — и я так это
в себя вбираю, и так это… ну скажу — чудесно, а? И, знаешь, если бы среди этих
яблонь, черемух, тополей и т. д. вдруг на секундочку! появился ты, и до
тебя можно было бы дотронуться, можно было бы говорить это самое: «Остановись,
мгновение!» И ты не представляешь, как я тебя люблю. Потому что ты не знаешь,
что так можно любить. Потому что тебе никто не встречался, кто может так любить
и — не бывает так, потому что надо было образоваться именно мне и именно тебе,
чтобы я могла так любить — тебя.
Вещает автор. В поисках гармонии
(Книга в книге)
Часть вторая
Эпиграфы к главе
Русские жены
Жены русские нынче в цене, Посходила с ума заграница — В
мало-мальски приличной стране Стало модой на русских жениться. Что причиной
тому? Красота? Да, тут спорить, пожалуй, не стоит. Но и прочих не менее ста
Есть у нашей невесты достоинств. Мистер Хорт, не делец, не банкир, Ресторанный
швейцар в Вашингтоне, Приезжал к нам бороться за мир И попутно женился на Тоне.
И, поверьте, буквально в момент Тоня весь Вашингтон поразила: На питание
тратила цент, А стирала сама — и без мыла! Чай без сахара Тоня пила, И, с утра
обойдя магазины, Все продукты домой волокла На себе, безо всякой машины. Ни
мехов дорогих, ни обнов, Ни колье не просила у Хорта — Из его же протертых
штанов Дочке юбку пошила и шорты. При такой работящей жене, При такой экономной
и скромной Оказался швейцар на коне — Ресторан он имеет огромный. Он по праву
вошел в каталог Богатейших семей в Вашингтоне И спокойно плюет в потолок,
Кстати, тоже побеленный Тоней.
Владимир Константинов, Борис Рацер
Молодой муж в книжном магазине: — У вас есть книга под
названием «Мужчина — повелитель женщины»? Продавщица: — Отдел фантастики, сэр,
на противоположной стороне.
— Иван, скажи, можно вдвоем на триста тысяч
прожить? — Без пива — так можно. — И я считаю. А моя гонит: иди, говорит,
работай!..
С родовым безличным половым началом, а не с любовью, не
Эросом, не Афродитой Небесной связаны были все формы семьи и формы
собственности, и все социальные формы соединения людей. Вопрос о поле потому и
имеет такое безмерное значение, что вокруг него, вокруг семейственного пола
образовалась и развилась собствен-, ность. Эта нестерпимая власть собственности
имеет свой корень в родовом поле. Во имя рода, оформленного в семью, во имя
продолжения и укрепления рода накоплялась собственность и развивались ее
инстинкты.
Из книги Н. Бердяева «Метафизика пола и любви»
Что представляла и представляет собой мощная нравственная
аура славянских народностей, прежде всего, русского народа, каким образом она
сохраняется, как и почему размывается и какое отношение все эти тонкие материи
имеют к трудным судьбам Егора, Анастасии и Алевтины?
Напомню, что я отметил в качестве опорной черты русского
мировоззрения его мощный общинный дух, порожденный абсолютной необходимостью
сплочения русских людей и их коллективных действий во имя выживания на
громадной равнинной территории, предоставлявшей лакомую приманку для
завоевателей, набегавших со всех сторон света. В этих обстоятельствах для того,
чтобы сохранить мир, надлежало действовать всем миром. Разные значения этого
слова раньше различались начертанием гласного звука, но произносились-то
одинаково! И при всем при том в этом широком русле издревле протекали и сильные
яркие звонкие струи индивидуальной любви, — чувства, я сказал бы, не менее
праздничного и сильного, чем выраженные в бессмертных творениях поэтов,
прозаиков и драматургов Востока и Запада. Важно то, что сохранились незыблемые
свидетельства подобных чувств в разных социальных слоях древнерусского общества
и разных городах. На берестяном свитке XIII века, найденном в Новгороде в
шестидесятые годы нашего столетия, читаем сильное в своей лапидарности
бесхитростное признание: «От Никиты к Ульянице. Пойди за меня. Я тебя хочу, а
ты меня. А на то свидетель Игнат».
