А Иван Иванович у меня воистину орлом становился, когда на
людях я демонстрировала его грамоты за изобретательство, потому что был смирен
и молчалив. Сначала он отбивался да говорил: «Не надо, пустое все это!» — но
потом чудесно перед гостями раскрывался, потому что разум его был действительно
упорен и причудлив и мог в глубине увидеть сцепление причин и следствий там,
где обычный взгляд скользил, не задерживаясь. А уж получив вдохновение, он
становился мужчиной что надо, и в постели, после ухода гостей, он тоже являлся
Великим Изобретателем, мир праху его!..
Есть возможность значительно сократить время вашего
взаимопонимания и взаимопритирок, этот способ предложил мне незабвенный мой
Петр Александрович. Первое время нашего знакомства (это было в больнице, где я
по совместительству взяла полставки в хирургии, а он лежал после операции на
желудке) он, не подавая виду, с юмором следил, как я искала к нему ключи да
подходы. Был он высокий, худой и косматый, глаза у него смотрели
доброжелательно. Понравился он мне своим спокойствием и внутренней силой сразу
и безраздельно. К тому времени я была «соломенной вдовой» и жить без мужчины по
своей структуре ну никак не могла!
Так вот, когда после непростых перипетий он переехал-таки ко
мне, то сказал вскоре после этого: — Ниночка моя бесценная! Я ценю все твои
маленькие и большие хитрости, но поверь мне, у нас слишком мало времени
осталось на эти игры. Давай максимально упростим процедуру знакомства. За
плечами у нас уже немалый опыт, каждый из нас неплохо знает себя и ясно
представляет, чего ему хочется от спутника. Сделаем так: я пишу список своих
приоритетов, скажем, из двух- трех пунктов, и ты тоже пишешь. И мы четко
узнаем, какая мозоль друг у друга любимая, нельзя на нее наступать. Согласна?
Сказано — сделано. И когда я прочла, что внутреннее душевное
спокойствие, не омрачаемое бестактностью и грубостью, дороже ему, чем вкусная
пища, потому что только в добром и спокойном состоянии он способен выдавать
максимальный КПД своих способностей (он был немалого звания математиком), и
когда я прочла, что нерушимый порядок, установленный им на своем рабочем месте,
дороже для него, чем уют в квартире, мне стало жить и легче, и проще. Тем
более, что и я в своих пунктах была очень определенна: 1) уважение к моему
достоинству, особенно на людях, 2) внимание и эмоциональная поддержка моих
стараний по налаживанию доброго быта, 3) понимание, что и я сама могу все
сделать, но лучше бы обязанности разделить и регламентировать.
В общем, картинки оказались практически совпадающими:
внимание к индивидуальности друг друга и взаимоподдержка. Дальше оставалось
только выполнять выработанное соглашение с постоянной корректировкой по ходу
дела, разумеется, потому что Петр никак не сводился к своей работе, хотя она
была главной в его жизни. Так два «я» стали одним «мы». Интересно, что
Анастасия сама пришла к пользе подобного тестирования. Молодец!
Но дальше — больше! Профессор мой оказался не только
знатоком математической и человеческой логики. В процессе сексуальной притирки
мы столкнулись с некоторыми, подчас такими крупными диссонансами, что впору
было запаниковать и объявить о половом несоответствии, то есть расписаться в
своем банкротстве. Не таков был Петя-Петруша, он всегда стремился добиться
наибольшего результата наименьшими усилиями! В качестве руководителя он всегда
учил свой коллектив не противоборству с ним или каждого друг с другом, но к
объединению всех усилий для решения общей проблемы. Так же он поступил и для
ликвидации назревающего семейного конфликта.
— Ниночка, — спросил он меня как-то наутро после
не самой удачной нашей ночи, когда в результате обоюдного непонимания все у нас
пошло, как говорится, наперекосяк, — Ниночка, скажи мне, ты себя
достаточно знаешь? Кажется, да. — И я себя более-менее представляю. Вот и
давай с тобой разойдемся по разные стороны стола да возьмем по листочку чистой
белой бумаги, да напишем каждый со всей возможной откровенностью, что он в
постели любит. Да хорошо бы поставить баллы предпочтения. А потом сравним
тексты и обязательно выработаем стратегию наших совместных действий.
Ай, думаю, математик! Ай, думаю, теоретик! А сама говорю: —
Дружок ты мой ученый, во-первых, как-то неловко мне писать такие вот слова, а,
во-вторых, сегодня мне нравятся одни позиции, а завтра — вовсе другие. Разве на
всю жизнь это дело запланируешь? — Насчет непечатных выражений,
отвечает, — можно принять язык вполне научный либо же условный, только для
нас с тобой понятный, а насчет твоей изменчивости — дело славное, она мне очень
даже по душе, но давай разберемся с твоими вкусами именно на сегодня, на (он
глянул на часы) девять утра.
Короче, уговорил он меня. Самым трудным здесь было —
бесстрашная откровенность, но награда зато была королевская! Он охотно пошел
мне навстречу (например, в долгой и разнообразной предварительной игре), я учла
его пристрастия к позам, которые поначалу не требуют от него особых усилий, и дело
пошло!.. «Ну, мать, ты цветешь!» — такова была оценка моего состояния
сослуживцами, а больные при моем появлении, ей-богу же, на глазах
выздоравливали, такие сильные шли от меня биотоки. А Петруша мой сказал:
— Спасибо тебе, мой друг, за такую жизнь дружную и
солидарную! Значит, не самый большой я злыдень, если получил от судьбы такой
подарок! Жаль, что только к концу пути мне его поднесли. Повстречайся ты мне
раньше, то и путь мой был бы подольше…
— Что грустишь, друг дорогой, — возразила
я, — у нас еще много праздников, еще долгая дорога впереди!..
Он только улыбнулся и потрепал мои волосы: ему было
известно, чего я не знала. Он вскоре умер от рака желудка. А канцер этот
зародился тогда, — я твердо знаю, когда бывшая супруга раз за разом
взрывала и унижала его самолюбие, оскорбляла его чувство мужского достоинства.
Грустная и нелепая была эта история его прежней семейной
жизни: когда дети его стали жить самостоятельными семьями, он, вдовец, сошелся
с доброй и хозяйственной женщиной. Да вот в чем оказалась беда: три дня в
неделю он как ведущий сотрудник теоретического сектора, как член-корреспондент
имел возможность работать дома. Казалось бы: великое счастье, сиди в своем
кабинете, твори, выдумывай, пробуй!.. Ан нет: для его истосковавшейся по
общению жены он в доме оказывался все равно что безработный или, еще хуже,
подружка для беспрестанной болтовни и обмена мнениями-суждениями по всем
вопросам быстротекущей жизни. Сначала он мягко объяснял ей, что его кабинет —
табу, а время неприкосновенно, потому что главное для него во время работы —
это сосредоточенность. На это она, обижаясь, спрашивала: может быть, он уже
разлюбил ее? Надо было идти, утешать ее. Какая уж тут сосредоточенность? Затем
уже жестко он старался внушить, что в процессе мышления его нельзя отвлекать:
все равно, как хирурга в момент полостной операции. На это она задавала
резонный, с ее точки зрения, вопрос: тогда почему же он позволяет звонить ему
сотрудникам, в том числе и дамам, значит им можно тебя отвлекать, а мне
нельзя?.. Он объяснял, что они звонят лишь по делу и только в определенное
время. Он переходил даже на тот уровень объяснений, что если-де не сможет
трудиться в тишине и сосредоточенности, то им нечего будет есть. Все равно
ничего не помогало. Так в самый пик решений некоей головоломной задачи, которую
математики всего мира пытаются расколоть чуть ли не два века, когда формула
висела уже вот-вот, как капля, на кончике его пера, рассказывал он сдержанно,
ворвалась супруга с требованием наладить прокладку в кухонном водопроводном
кране, и вообще: есть у нее мужик в доме или она должна крутиться все время
одна?.. Вот тогда он впервые почувствовал те ощущения в желудке, которые и
привели потом к язве, а затем и к ее прободению, а затем и к…
