Спасибо за внимание. Удач вам!
Авторская корректировка. Еще и еще раз выражаю искреннюю
благодарность Егору за изложение вопроса не только добросовестное, но даже
творческое. Мне лишь хотелось бы акцентировать в его словах некоторые
существенные моменты, крайне необходимые для успокоения достаточно широкого
круга мужчин. Судя по письмам, у многих истинной бедой (для них и их подруг)
является безмерно быстрый выброс семени: едва дотронулся — и уже все готово! О
каких же тут играх можно говорить… Прошу понять, что горе это поправимо, если:
— лоно у подруги в решающий момент будет увлажненным
или даже переувлажненным (а как этого добиться, Егор поведал);
— значительную часть движений ты переложишь не на
чувствительную головку члена, а на его корень, а это значит, что необходимо
найти такие позы, когда он внедряется как можно глубже, а твои движения
направлены на проработку клитора и поверхности лона именно корешком (работа?
труд? А как же! «На халяву» тут не проехать);
— ты научишься во имя вашей общей большой радости
владеть собой, научишься взрывоопасному нарастающему желанию не поддаваться
посредством разных способов: то. ли приостановкой фрикционных движений, то ли
извлечением фаллоса наружу совсем или наполовину, то ли мысленным
переключением, то ли и тем, и другим, и десятым сразу);
— ты сумеешь добиться самого главного: взаимопонимания
и совместной творческой учебы в этом важнейшем деле своей жизни вместе,
солидарно со своей подругой — во имя грядущей радости.
И тогда ты — на щите!
Анастасия. Предуготовление
Слово у Егора твердое, а дело не расходится со словом. Я
счастлива! Начался наш новый медовый месяц (квартал, год, пятилетка, вся
жизнь?). Люди видят ту чудесную метаморфозу, что вновь совершилась со мной,
опять добры ко мне сотрудники, снова клеются ко мне на улице молодые (и очень
молодые) люди. Началась новая эра, я сказала бы, пошло новое летоисчисление в
наших с Егором интимных и человеческих отношениях, хотя, казалось бы, в наш
первый счастливый период уже было все, что только можно придумать. Нет,
несколько раз он устраивал совершенно романтические свидания, вырывающие нас из
обыденности: то мы трое суток ходили на теплоходе в Кижи, и каюта,
соответствовала нашим планам, то мы выехали на выходные в пансионат «Дюны», и
очередной Дудашкин за стеной, конечно, очень завидовал нам, то… Впрочем, у меня
сейчас нет настроения говорить на эту завлекательную тему. Почему? Возможно
потому, что теперь, когда подобный удивительней рубеж взят, и я живу так, будто
иначе и быть не может (ведь чистый воздух не ощущаешь, когда его в избытке).
Меня больше занимают другие материи.
Какие? Может быть, природа наших новых отношений? Полное
растворение в любимом человеке? Да, я знаю, что могу доверить ему все, что меня
заботит, и он верно поймет мои проблемы. Я знаю, что его дела и ситуации важнее
для меня, чем мои собственные. Я — в ответе за него так же, как он за меня. Он
доверяет мне абсолютно, я за ним, как за каменной стеной. Наши чувства и
настроения либо совпадают, либо дополняют друг друга. Я рада его мужскому
обаянию и тому, что он симпатичен другим, он гордится моими успехами среди
людей, ему нравится, что я нравлюсь мужчинам и женщинам («вот какой у меня
точный вкус», — хвалится он в таких случаях). Короче, я не представляю
своей жизни без него, это все равно, что телу жить без головы или правой
половине жить без левой или Земле жить без неба. Когда его нет, я ему мысленно
рассказываю все, что со мной происходит или то, что случилось интересного, а
когда он со мной, то часто и говорить ничего не нужно: все понятно с полуслова,
с полунамека, с полуулыбки.
Однако, и об этом сплаве эмоциональной, духовной,
интеллектуальной близости, именуемой, очевидно, любовью, мне хочется сейчас
больше молчать, чем рассказывать. Наверно, потому так, что испытав однажды это
чудо и продолжая жить с мужем в такой вот открытости, когда общие заботы лишь
раскрывают все новые аспекты нашего единения, я привыкла к мысли, к чувству, к
ощущению, что именно вот такая жизнь и есть норма. А что особенного можно
рассказать о нормальной жизни?
Нет, меня заботит сейчас другое, то, что резко выходит за
границы принятой сейчас нормы, и эти мои раздумья запрятаны пока столь глубоко,
что о них даже Егор не знает. Он узнает, безусловно, это случится, но тогда,
когда я сама приду к ясному осознанию своей аномалии, когда приму твердое
решение.
Чего же не знает Егор?
Он не знает, что я хочу родить от него ребенка. Это желание
неодолимо, необратимо зреет в недрах моего существа и, похоже, становится
неотвратимым поводом для исполнения.
Я слышу: «Как! Третьего ребенка от третьего мужа! Да
окстись!..» — А я хочу родить ему сына, его подобие, его продолжение на Земле.
Я слышу: «Как! В наше-то время, когда и себя-то прокормить —
проблема! Перекрестись и забудь!» — А я хочу родить нового человека, который
будет жить в замечательные, добрые времена.
Я слышу: «Как! Ведь твой муж на двадцать лет старше тебя,
подумай, что будет, если, упаси Господь, ты останешься одна, с тремя детьми на
руках. И не думай об этом!» — А я хочу родить и знаю, что все мы, семья, будем
моложе и здоровее рядом с новой жизнью, рядом с желанным ребенком, а старшие
дети станут просто лучше, потому что возьмут на себя немалую часть заботы о
малыше.
Да, существует так называемый здравый смысл с его
несокрушимыми аргументами, но имеется логика и иного порядка. Она, вероятно, из
другой системы ценностей, с другими мерами явлений, с иными категориями оценок,
она побуждает к поступкам, выламывающимся из привычного хода вещей.
Не мое дело — высокая философия, я знаю только, что кета
идет через моря и океаны, через ловушки и капканы, она взбирается вверх по
водопадам, она минует семейства медведей на перекатах и остроги браконьеров для
того, чтобы прийти в заповедное место и дать новую жизнь своему роду. С точки
зрения пескаря, если, конечно, есть у него точка зрения, с позиций его
премудрости, продвижение кеты — сплошной абсурд, Но без этого «абсурда»
прервалась бы эстафета времен. Я, конечно, не кета, я человек, и все
контраргументы рождению своего нового малыша услышаны мною не от кого- либо,
потому что о нем еще никто и не предполагает, это внутри себя проигрываю
ситуацию, это я сама их излагаю. И опровергает их не знаю, какая сила: может
быть, инстинкт, который могущественнее рассудка, а, может быть, и высший разум,
который тоже сильнее обыденной логики.
Не буду далее обсуждать мотивы своего решения, здесь много
неуловимых переливающихся тонкостей, но главное в другом, в том импульсе
благодарности, который разом осветил все мое существо, как внутренняя огненная
вспышка, когда я поняла, что Егор готов жить со мной по- человечески, а не как
механический придаток к своей службе! Когда увидела, что я для него дороже его
амбиций. И тогда пришло откуда-то это мое желание — изнутри меня или
свыше? — и стало важнее всего остального. И все. И обсуждение закончено.
Альтернативы нет. Я готова принять под свое сердце, в свое лоно юную душу. Я уже
жду ее.
