Карин смахнула мнимую пылинку с плеча.
— Он сам мне сказал.
— А тебя не смущает, что он респонсивист? — вмешался в разговор Пассман.
Карин бросила взгляд на доктора:
— Я росла с четырьмя братьями и тремя сестрами. Поверьте, без детей не так уж плохо.
— Респонсивизм — это не только детей не заводить, — заметил он.
Карин была уязвлена. Как смеет он думать, что она чего-то не знает об этой религии!
— Да, респонсивисты также оказывают огромную услугу человечеству, предоставляя возможность создавать семьи миллионам женщин Третьего мира и облегчая бремя, возложенное людьми на планету. В семидесятых, когда доктор Лайделл Купер основал это движение, на Земле было три миллиарда человек. Сейчас — вдвое больше, и темпы роста численности населения не замедляются. В данный момент в мире живет 10% людей за всю историю человечества.
— Да-да, я тоже читал их развешанные повсюду плакаты, — ехидничал Пассман, — только не кажется ли тебе, что это выходит за рамки заботы о благе человечества? А как тебе то, что женщинам для вступления в организацию необходимо перевязать маточные трубы? По мне, так больше смахивает на культ.
— Майклу постоянно приходится выслушивать это. — Карин упрямо продолжала защищать любимого. — Вы не имеете права осуждать его религию, не зная всей правды о ней.
— Верно, но ведь… — Пассман запнулся. Какой даже самый разумный аргумент ни приводи, у двадцатилетней девчонки с переизбытком гормонов всегда найдется ответ. — Впрочем, неважно. Полагаю, вам пора оставить Джани в покое. Потом расскажете о вечеринке, — уходя, добавил он.
— Справишься тут без нас, зай? — Эльза положила руку Джани на плечо.
— Да все в порядке. Повеселитесь там хорошенько. Завтра жду захватывающих подробностей!
— Хорошие девочки не хвастаются… — заулыбалась Карин.
— Так станьте плохими на один вечер.
Немки вышли вместе, но Карин тут же вернулась и подсела к Джани на койку.
— Знаешь, я собираюсь сделать это.
Джани поняла, о чем она. Майкл был не просто ее мимолетным увлечением, помимо ласк и поцелуев они часами разговаривали о его убеждениях.
— Карин, это очень серьезное решение. Ты слишком мало его знаешь.
— Я все равно никогда не хотела заводить детей, так какая разница, проводить операцию сейчас или через пару лет.
— Не позволяй ему запудрить тебе мозги, — настаивала на своем Джани.
Карин, конечно, очень милая девушка, но порой ей не хватает силы воли.
— Ничего он не пудрит! — возмутилась она. — Я долго думала над этим. Не хочу становиться старухой к тридцати, как моя мать. Ей сорок пять, а выглядит на семьдесят! Спасибо, не надо нам такого счастья. Да и потом, — улыбнулась она, — все равно ничего не произойдет, пока не прибудем в Грецию.
Джани взяла Карин за руку:
— Это решение определит всю твою дальнейшую жизнь. Просто… подумай над этим хорошенько, ладно?
— Да… — протянула Карин, как подросток отмахивается от надоедливых родителей.
Джани приобняла ее:
— Вот и хорошо. Иди, оттянись там за меня!
— О, не сомневайся.
После ухода подруг в воздухе еще долго витал аромат духов.
Джани напряженно думала. До Пирея плыть еще неделю, и, возможно, им с Эльзой еще удастся отговорить Карин. Одним из условий принятия в репонсивистское движение являлась стерилизация. Вазэктомия для мужчин, перевязка маточных труб — для женщин. Эта дань их завету не давать новых жизней на и без того перенаселенной планете — серьезный шаг, тяжелый, недешевый, а порой и необратимый. Глупо соглашаться на это ради обычного красавчика.
Незаметно для себя Джани уснула, а проснулась уже через несколько часов. До нее доносился приглушенный гул двигателей, но она едва ли чувствовала убаюкивающее покачивание корабля в волнах Индийского океана.
Интересно, что там ее подруги делают на вечеринке…
Час спустя она снова очнулась. Что может быть хуже постельного режима? Здесь так скучно и одиноко… На секунду Джани даже захотела схватить свои вещи из-под кровати и прокрасться в зал, взглянуть хотя бы одним глазком. Но ее организм оказался слишком слаб, и глаза в очередной раз закрылись сами собой.
Послышался грохот, бандит снова схватил ее за горло и стал душить.
Джани пришла в себя и потянулась было за ингалятором, как вдруг во вспышке ослепляющего света распахнулась дверь палаты. Задыхаясь от астмы, она не вполне осознавала, что происходит. В палату, шатаясь, ввалился доктор Пассман. Он был босиком, в одном лишь купальном халате. Лицо и халат в крови. Джани судорожно нажимала на клапан ингалятора, пытаясь сморгнуть остатки сна.
Из груди Пассмана вырвался душераздирающий вой, и изо рта прыснула новая струя крови. Джани отпрянула. Доктор сделал еще два нетвердых шага, и тут его коленные чашечки будто растворились. Он опрокинулся, и тело с чмокающим звуком упало на линолеум. Джани увидела бегущую по его телу рябь, будто внутренности плавились, и в считаные секунду доктор оказался распластанным в вязкой луже собственной крови.
Закрыв поплотнее шторы, Джани вцепилась в ингалятор. Затем в палату зашел еще один человек. Это была Карин в своем черном вечернем платье. Она мучительно кашляла, отхаркивая на нол струи крови. В ужасе от происходящего Джани сама боролась с приступом кашля.
Карин попыталась заговорить, но раздалось лишь сдавленное бульканье. Вытянув руки, как бы прося помощи, она умоляюще смотрела на подругу. Джани ненавидела себя за то, что отпрянула от нее, но ничего не могла поделать. Багровая слеза сверкнула в глазу Карин и скатилась вниз, оставляя за собой алый след.
Как ранее Пассман, Карин рухнула ничком. Когда она ударилась о пол, казалось, у нее и вовсе не осталось кожи. Кровь залила все вокруг, тело Карин разлагалось на глазах. Решив, что сходит с ума, Джани потеряла сознание.
ГЛАВА 5
Хуан Кабрильо несколько секунд наблюдал за мониторами на стене командного пункта, хоть времени было в обрез. Три из четырех торпед веером расходились от иранского «Палтуса» к своим мишеням, а четвертая замедлилась настолько, что на сонаре были видны только ее приблизительные координаты.
От первой торпеды «Сагу» отделяли какие-то три километра, а «Эгги Джонстон» от второй — и того меньше. Третий снаряд мчался к «Орегону» на скорости в сорок узлов.
Кабрильо понимал, что «Орегон» выдержит прямое попадание благодаря суперпрочной броне, поглощавшей взрывы торпед, хотя ключевые системы, наверное, задело бы. От нее также можно было просто уклониться, учитывая превосходство «Орегона» в скорости и маневренности, да вот только торпеда тут же направится к второстепенной цели — «Саге». Спасти и торговцев, и экипаж «Орегона» не представлялось возможным, тем более с контрольной четвертой торпедой на хвосте.
