Что-то слишком худощавой она была, но заставить всех поверить, что Мартелл на нее запал, не проблема. Он стянул фотографию со стены и аккуратно вытащил ее из рамки. Затем разбил стекло о край стола и подобрал самый крупный и острый осколок, длиной не меньше двенадцати сантиметров. Одной рукой крепко схватив руку Мартелла, стараясь не переборщить, чтобы не оставить синяка, он поднес импровизированный кинжал к его запястью.
Стекло пронзило плоть, как губку, и темная кровь заструилась из раны, заливая стол и пол. Гил изо всех сил сопротивлялся, барахтаясь в кресле, но мощный серб был ему не по зубам. Мартелл лишь издавал кряхтящие звуки, неслышимые за стенами кабинета. Мало-помалу движения его стали заторможенными и плохо координируемыми, и в конце концов он обмяк.
Стараясь не оставить кровавых следов, Ковач отодвинул стол на место. Затем приподнял бездыханное тело Мартелла и перевернул стул, усаживая того так, чтобы синяк на горле касался его деревянной спинки. Коронер решит, что он ударился, теряя сознание от потери крови. Осталось лишь положить фотографию Донны Скай, будто это была последняя вещь, на которую самоубийца смотрел перед смертью.
Когда Ковач закрывал за собой дверь кабинета, секретарь Мартелла вошла через главный вход. В руках она держала дамскую сумочку и чашку кофе. На вид около шестидесяти, безвкусно окрашенные волосы, пара десятков лишних килограммов.
— О, здрасте, мистер Ковач, — приветливо улыбнулась она.
Имени ее он не помнил, так что ограничился простым:
— Мистер Мартелл у себя. Вы же понимаете, он крайне расстроен случившимся.
— Ужас, ужас.
— Это точно, — угрюмо кивнул Ковач. В кармане завибрировал телефон. — Он просил не беспокоить его сегодня. Ни под каким видом.
— Вы ведь узнаете, кто это сделал? Вы вернете парнишку?
— За этим мистер Сэверенс меня и позвал.
Патриция, точно. Патриция Огденбург, вот как ее звали. Ковач взглянул на экран телефона. Запрос от Тома. Они уже говорили утром, значит, случилось что-то серьезное. Он сунул мобильник обратно в карман.
Патриция взглянула ему прямо в глаза.
— Вы уж простите за резкость, но знаете, многие тут вас побаиваются. — Не получив ответа, она продолжила: — Я думаю, вы так же суровы, каким кажетесь, но вы еще и чрезвычайно добрый и заботливый человек. Вы в полной мере осознаете свой общественный долг, и с вами приятно находиться вместе. Люди слепы, они не хотят замечать, сколько пользы мы приносим. Я рада, что вы нас оберегаете. Храни вас Бог, Зелимир Ковач. — Она хихикнула. — Вы покраснели. Кажется, я вас смутила.
— Вы очень милы, — ответил Ковач.
— Ну, раз краснеете, значит, я права.
О, ты даже не представляешь, как жестоко ошибаешься, злорадно думал Ковач, покидая здание.
ГЛАВА 17
Отель представлял собой старое шестиэтажное здание недалеко от Колизея. Их номер занимал едва ли не четверть верхнего этажа, стены опоясывал балкон из кованого железа.
Кайл был все еще заторможен из-за лекарств, но, толкая его кресло-каталку, Макс слышал бормотание, а значит, он будет в сознании уже через час или два.
— Здравствуйте, — послышался голос из номера.
— День добрый, — ответил Макс. — Доктор Дженнер?
— Он самый.
Дженнер вышел в фойе из гостиной. На нем были черный костюм в едва различимую полоску и белый шелковый свитер. Макс также заметил на его как-то неестественно выгнутых руках кожаные перчатки.
Определить возраст психиатра с точностью он не мог. Лысины заметно не было, лишь пара седых прожилок. У глаз и рта виднелись следы морщин, но их, казалось, разгладили хирургическим путем. С его-то заработком Дженнер мог позволить себе лучших пластических хирургов в мире, и тем не менее на его лице остался след довольно коряво проделанных операций.
Особого значения это не имело, но Макса такое несоответствие все же удивило. Он протянул руку.
— Макс Хэнли.
Дженнер поднял руки в перчатках.
— Обойдемся без рукопожатий. Мои руки обгорели в авто катастрофе в детстве.
— Ну что вы, все в порядке. Это Эдди Сэн, он из компании, спасшей моего сына, а вот и сам Кайл.
— Рад знакомству, доктор, — вставил Эдди. — Извините, мы не могли сказать название отеля, пока вы не прибудете в Рим. Безопасность прежде всего.
— Я все понимаю.
Дженнер провел их в одну из трех спален номера. Они уложили Кайла в больничной сорочке на исполинскую кровать с пологом и зашторили его. Макс погладил рукой щеку сына. В глазах его было море любви, боли, безнадежности и самобичевания.
— Мы вернем его, — заявил Адам, несомненно уже сотни раз видевший подобное выражение лица. Застекленные двери балкона в гостиной были распахнуты, и тишину нарушал гул ночного Рима. За крышей стоявшего напротив здания виднелись стены и арки известнейшей достопримечательности города. Вмещая почти пятьдесят тысяч человек, Колизей не уступал в размерах современным стадионам.
— Я так понимаю, все прошло как по маслу, — сказал Дженнер. У него был какой-то неуловимый акцент, будто его воспитали не говорившие по-английски родители.
— Вообще-то нет.
— Правда? Что же случилось?
Да и глаза, подумал Макс. Что-то в них было. За модными очками психиатра карие глаза как-то странно выглядели. Как правило, Макс мог моментально прочитать характер собеседника по его глазам, но только не доктора Дженнера.
— Респонсивисты обзавелись вооруженной охраной, — ответил вместо Макса Эдди.
Адам со вздохом опустился на диван.
— Я боялся, что этот день настанет. Том и Хайди превратились в окончательных параноиков. Был лишь вопрос времени, когда они обзаведутся оружием. Мне очень жаль. Стоило поделиться с вами своими опасениями.
Эдди махнул рукой:
— Никто из наших не пострадал, все нормально.
— Не скромничайте, мистер Сэн. Я бывал в бою и понимаю, через что вам пришлось пройти.
Вьетнам, подумал Макс. Значит, они примерно одного возраста. Что ж, одной загадкой меньше.
— И как все это делается?
— Вообще-то, я пригласил бы всех родных и близких Кайла, и мы устроили бы ему интервенцию, чтобы он осознал нашу поддержку. Но, думаю, первые пару сеансов мне придется поговорить с парнем наедине. Он будет в шоке, когда очнется и поймет, что произошло, — Дженнер выдавил слабую улыбку, — и уж поверьте моему опыту, этот шок моментально сменяется яростью.
— Кайл совсем не жестокий, если что, — заверил его Макс. — В отличие от его старика, у него довольно мягкий характер.
— Обычно на всякий случай я все же прописываю своим подопечным успокоительное, пока шок не пройдет. — Дженнер махнул рукой на прикроватный столик со старомодной врачебной сумкой рядом с букетом цветов.
