Как ни странно, пульс был.
И у трупа был на редкость цветущий вид.
— Давно он тут лежит? — осведомился майор.
— Георгич, это Твердолобов, дознаватель из нашего управления, — пояснил Казанова, поднимавшийся по ступенькам вслед за начальником «убойщиков». — Он сегодня дежурит. Труп выше этажом…
Майор переступил через начавшее дергаться и храпеть тело, так и не добравшееся до места происшествия вследствие навалившегося на полпути приступа усталости, вгляделся в темноту, где маячили фигуры двух сержантов, и повернулся к Казанцеву:
— Что-то я не пойму… Какой это дом?
— Семнадцатый.
— А разве нечетные номера относятся к нашей территории?
— По новой нарезке районов — да. — Капитан грустно покачал головой.
— Черт, — ругнулся Соловец, — раз в квартал планы меняют, а нам отдуваться…
Картографические изыски были любимым развлечением подполковника Петренко и его коллеги, начальника РУВД сопредельного Калининского района
[17]
.
Каждый из подполковников стремился по максимуму сузить территорию своей ответственности и подсунуть соседу самые лакомые кусочки вроде захолустных улочек, загаженных тупичков и неосвещенных скверов, где сотрудникам милиции рекомендовано появляться исключительно при оружии, группами не менее чем по три человека и, желательно, на бронированной гусеничной технике.
В результате бумажных войн отдельные переулки и даже дома регулярно меняли «хозяина», что привносило в и без того неспокойную жизнь обитателей двух спальных районов дополнительную толику нервозности. Чем с удовольствием пользовались стражи порядка, отфутболивая заявителей к соседям и мотивируя отказы в приеме жалоб чужой территориальностью.
— Ну, что тут? — неприязненно спросил Соловец у косоглазого сержанта, присевшего на чугунный радиатор парового отопления. — Документы какие-нибудь нашли?
— Не-а, — Косоглазый перебросил вонючую «беломорину» из одного уголка рта в другой.
Единственными вещами, обнаруженными сержантами в карманах рубашки убитого, были расческа и пригоршня пятирублевых монет.
Монеты патрульные честно поделили между собой, а расческу оставили.
— Глухарь, — резюмировал страдающий от сухости в горле Казанова. — Натуральнейший глухарь… Уже расправил крылышки.
— Погоди, — буркнул майор и присел на корточки возле окоченевшего тела.
Покойный был одет весьма скудно — на нем болтались красные в белый горошек семейные трусы, зеленая нейлоновая рубашка, соломенная шляпа и плащик из прозрачного полиэтилена. Обуви на трупе не было, а в спине торчал ледоруб с примотанным к кольцу на рукояти обрывком черной веревки.
— Какое гнусное самоубийство! — на всякий случай сказал Соловец и с надеждой обвел взглядом собравшихся.
— Не прокатит, — удрученно выдохнул Казанова. — Били в спину.
— Он мог сам! — не сдался майор. — Положил эту кирку на пол, а потом — хрясь навзничь!
Капитан несогласно покачал головой.
— Как проститутку-Троцкого
[18]
, — неожиданно сказал косоглазый патрульный, обнаружив недюжинные познания в отечественной истории.
— Того вроде по жбану отоварили…, — засомневался второй сержант.
— Молчать! — взвился Соловец, страшно не любивший, когда младшие по званию проявляют хоть какие-то признаки интеллекта.
По мнению начальника ОУРа, патрульные были предназначены исключительно для того, чтобы дубасить «демократизаторами» задержанных, собирать дань с окрестных ларьков и почтительно внимать, не раскрывая ртов, когда офицеры милиции переговариваются между собой.
Казанова также недовольно засопел.
Сержанты пришибленно умолкли.
— Погоди-ка…, — Соловец успокоился и посмотрел на обшарпанную дверь с отсутствующим номером квартиры. — А свидетели есть?
— Не, — почтительно сказал круглолицый сержант, недавно прибывший в северную столицу из деревни под Брянском и пока еще опасающийся ездить на метро, из-за чего он вечно опаздывал на работу. — Надо привести?
Майор перегнулся через перила и отметил, что дознаватель Твердолобов все так же пребывает в беспамятстве.
— А тута никто не ходит, — добавил второй патрульный. — Двери заколочены, все через другой подъезд шоркаются… Тута аварийный лестничный пролет. Опасно ходить…
— Опа! — Казанова понял невысказанную мысль Соловца. — Георгич! До границы нашей территории — сто шагов.
— Именно, — майор воровато заморгал. — И заявы нет…
— А Чердынцев? — засомневался капитан.
— Спокойно… Скажем, ложный вызов, — Соловец повернулся к патрульным. — Кто, кстати, сообщил?
