Главный герой «Резуса Радзинского», микробиолог Шмулик Кац, всю свою жизнь посвятивший изучению состава естественных выделений разных групп населения, по описанию сильно смахивал на Чердынцева, чей героический образ накрепко впечатался в память Цветаева.
В дальнейшем Марлен получил за свое многостраничное поэтическое произведение премию «Анти-Цукер» и по морде от настоящего Эдварда Радзинского, возмущенного издевательским тоном Цветаева в отношении членов расстрелянной царской семьи, выведенных в романе как «противники гуанизации России»…
ГЛАВА 7
«МЫ МОГЛИ БЫ СЛУЖИТЬ В РАЗВЕДКЕ, МЫ МОГЛИ БЫ ИГРАТЬ В КИНО…»
[101]Обсудив последние политические события и посетовав на неповоротливую европейскую юстицию, раз за разом отказывающую России в экстрадиции разнообразных преступников типа сбежавшего в Швецию повара убитого мясоторговца или «представителя ичкерийского президента», опера накрыли разморенного самогоном и прикорнувшего в уголке Гея двумя бушлатами, и продолжили банкет.
— А чё там по нашему делу-то? — спустя час промычал осоловевший Любимов.
— Ах, да! — начальник ОУРа хлопнул себя ладонью по лбу и достал перетянутый черной аптечной резинкой ветхий органайзер. — Вроде, есть фамилия помощника депутата…
— Это хорошо, что депутат, — Виригин заворочался на скрипучем стуле. — Дело громкое, политическое.
— Какая фамилия у помощника? — пискнул из-под стола упавший туда Рогов, поудобнее пристраивая голову на плече храпящего Дукалиса.
— Линь-ко, — с расстановкой прочел Соловец. — Зовут Бесланом…
— Погоди-ка, — встрепенулся опоздавший из-за заклинившего в двери туалета замка и потому не видевший «учений» почти трезвый капитан Казанцев. — Линько?
— Линько, — подтвердил майор.
— Так я его знаю. Педик еще тот!..
Остававшиеся в вертикальном положении оперативники с интересом посмотрели на украшенного садо-мазохистским аксессуаром Казанову.
— Чё ты имеешь в виду? — поинтересовался хрипатый Любимов.
— То и имею! — обозлился капитан. — Что сказал!
— А откуда ты знаешь? — не отставал Жора.
— Откуда надо!
— А-а-а, — ехидно протянул экс-майор. — Тогда я-я-ясно…
Казанцев не стал ждать развития оскорбительной для него, как для заслуженного гетеросексуала, темы, достал свою раскладную титановую дубинку и коротко, без замаха, засадил ею Любимову между глаз.
Жора без звука свалился на пол.
— Ты это… полегче, — мягко пожурил подчиненного Соловец, опасливо скосив глаза на казанцевское «орудие производства».
— Не надо зарываться, — для всех разъяснил Казанова и спрятал дубинку.
С «голыбыми» капитан общался довольно часто, но только бухал.
— Так что там с Линько? — спросил Плахов.
— Он в соседнем доме живет. — хмуро сказал Казанцев, обитавший в коммунальной квартире почти в центре города, на набережной канала Грибоедова в доме под номером девяносто один.
— Как в соседнем? — удивился Соловец, неоднократно бывавший в гостях у сослуживца и смутно помнивший, что тот живет недалеко от Казанского собора. — Ты что, переехал?
— Почему? — растерялся Казанова.
— Дык я в ЦАБ
[102]
звонил, — пояснил начальник ОУРа. — Там сказали, что Линько живет где-то на Гражданке. У нас в районе. Я и обрадовался, что далеко ехать не нужно…
Капитан немного подумал, потеребил свой ошейник, вспоминая, не переехал ли он действительно на Гражданку, и отрицательно покачал головой:
— Не, Георгич, Линько точно в соседнем доме торчит. Я даже этаж знаю..
Казанова неожиданно умолк и посмотрел на товарищей по борьбе за законность тяжелым взглядом.
Но коллеги не стали интересоваться, откуда капитану известен этаж квартиры, где проживает «педик Линько».
Оперативник облегченно вздохнул и продолжил:
— У нас он, небось, только прописан. А реально тусуется в квартире своего депутата.
— Депутат тоже педик? — заинтересовался Виригин.
— Не знаю. — зло насупился Казанцев и достал дубинку. — Почему ты спрашиваешь?
— Просто так! — испугался Макс. — Для общего развития!
— Если Линько живет на Грибонале
[103]
, то это многое меняет, — Соловец задумчиво побарабанил пальцами по столешнице. — Не наша территория… И не наша подследственность.
— Дык мы убийствами вообще не должны заниматься, — вмешался Плахов.
— То есть? — не понял майор.
— Мы ж по наркоте специализируемся, — в мозгах у Игоря что-то явно перемкнуло. — Ты — начальник ОБНОНа, я — твой зам.
— Понятно, — Соловец кивнул Ларину. — Налей ему пивка…
Андрей подумал, что «друг Георгич» говорит эзоповым языком и от души перетянул Плахова резиновой дубинкой по почкам.
Игорь свалился на пол рядом с Любимовым и захныкал.
— Блин! Зачем ты его?! — подскочил майор.
— Ты ж сам сказал…
— Я сказал — «налей пивка»! Ты что, уже не понимаешь, что тебе говорят?!
— Ладно, бывает, — мрачно отреагировал Ларин и склонился над Плаховым. — Извини, Игорян…
— Давайте к делу, — пробормотал из-под стола Рогов.
— Действительно, — поддержал коллегу Виригин. — Иначе мы так до завтрашнего дня не управимся…
* * *
Петренко ощупал перевязанную бинтами голову, тихонько застонал и выглянул на улицу.
За окном шли снег и ефрейтор Моромойко.
С третьего этажа РУВД из кабинета начальника ОУРа доносились невнятные крики и характерный звон сдвигаемых граненых стаканов.
«Работают…» — с неожиданной душевной теплотой, вызванной сотрясением мозга средней степени тяжести, подумал подполковник и приоткрыл дверь в коридор.
Перед его кабинетом на красном плюшевом диване сидели грустный худощавый мужчина лет сорока пяти и маленький мальчик.
— Папа, а инопланетяне есть? — серьезно спросил мальчуган.
— Нет, сынок, это фантастика, — печально молвил мужчина, не глядя на высунувшегося, словно хорек из норы, начальника РУВД.
— Я занят, — на всякий случай сказал Мухомор и спрятался обратно, оставив себе для наблюдения узкую щелочку.
— А снежные люди есть? — не отставал пытливый ребенок.
