И тут впервые он ощутил нечто вроде укола жалости к себе — вернее, к миру. Он любил эту красную звезду, Марс, но больше никогда ее не увидит.
В известном смысле это была метафора — вечная ночь, и небеса не случайно распорядились именно так, избрав для бывшего начальника службы безопасности именно такую участь.
Некоторые заслуживают ночи в мире ином, а некоторые — уже на Земле.
Впрочем, и у Коротаева был какой-никакой ангел-хранитель. Нет, не стоит так говорить об ангелах: какой-никакой. Все-таки это ангел.
Сколько времени прошло — часы? сутки? — а все сохранившиеся органы чувств Коротаева немедленно принялись за работу.
Темечко воспринимало чувствительную информацию, височные доли — слуховую, лоб напряженно готовился к действиям, а зрительная доля мозга и рада была бы воспринять информацию зрительную, изнемогала по ней, но не могла. Оптический сигнал не достигал ее.
— Чешется, — пожаловался он вдруг, указывая на повязку.
Вертолетчик не услышал и не отреагировал.
Зато штатный нейроофтальмолог метнулся к нему со всем участием, хотя пациент не мог лицезреть этого участия.
— Чешется, сука! — рявкнул Коротаев, и тут вздрогнул даже пилот.
В ответ на это доктор забрал в объемистую, судя по всему, горсть коротаевское ухо и вывернул так, что слепой заорал на весь вертолет.
— У меня предохранители повылетят, — сказал пилот, не оборачиваясь. — Нет, Земля, это я не вам. Конец связи.
— Так, — объявил доктор, усаживаясь поудобнее и полностью осваиваясь в сложившейся ситуации. — Еще одна «сука» или какое иное слово того же пошиба, к вашему дефекту прибавится новый. Я знаю, что чешется. Вы разве не из военных? Не можете потерпеть?
В камере Коротаеву приходилось терпеть еще и не то, но здесь сыграл фактор неожиданности.
— А клятва Гиппократа? — Он нашел в себе силы скривить рот в улыбке. — И где же он, ваш Гиппократ?
— Вы зря иронизируете над медициной, — заметил врач. — Сейчас я сделаю укол, и вам станет легче. Но марафету не ждите.
Лицо Коротаева исказилось.
— А-а-а, — протянул доктор, — это ставит все точки над i. Вы в курсе, куда направляетесь?
Врач излагал очень самоуверенно, наглости у Коротаева поубавилось.
— Догадываюсь, — буркнул он.
— Правильно. На бурильную установку. Кстати, как на ваш взгляд — пребывание там после проведения акции хорошо отразится на состоянии вашего здоровья? Может быть, к вам даже вернется зрение?
Коротаев содрогнулся, представив себе подземные ядерные взрывы.
Нет, этот доктор вовсе не прост. Его чин позволяет ему, невзирая на белый (белый?) халат, рассуждать о материях, в которых не до конца разбирался и сам пациент.
— Ну и? — пробормотал он.
— Скорее всего, репродуктивная функция тоже пострадает, — с сожалением заметил врач. — Не берусь отрицать и возможную онкологию…
— К чему вы все это мне говорите?
— К тому, что ты меня сукой назвал, прапорщик занюханный! — Рев доктора многократно превзошел вопль пациента, и пилот вжался в седло.
— Я не про вас, я про свои глаза…
— Повылезли твои глаза! Тебе такого бабушка никогда не желала? Или еще нет? Ну я тебе это обеспечу — все равно ведь ни к чему теперь.
Но доктор угомонился очень быстро. Он все-таки сделал Коротаеву обещанный укол, и зуд действительно немного унялся.
Сам же врач, уютно посиживая позади, продолжал просвещать пациента:
— Как вы считаете — почему вас не кончили там, на участке?
Коротаев молча пожал плечами. Говорить было не о чем.
— Потому что для вас предусмотрели более ответственную, государственную функцию.
Он откровенно наслаждался неосведомленностью собеседника. Теперь тот начинал испытывать настоящий, леденящий страх.
«Лепила… тебя бы к тюремной параше… я загнал бы тебя под нары… И всем бы ты стал женой…»
Услышь кто снаружи эти слова и прочти эти мысли, он решил бы, что в воздухе парит вовсе не средство военно-транспортной авиации под названием вертолет, а зловещее инопланетное судно, битком набитое кровожадными тварями.
Пилот уже не реагировал: осталось немного. Не выходила на связь и Земля.
Внизу разворачивался сказочный пейзаж: Карелия в пору позднего цветения. Вересковые пустоши, порожистые реки, ледниковые валуны.
— Вы знаете, кстати, что никакие ледники их не приносили? — послышался из-за спины голос доктора.
— О чем вы? — в несказанном раздражении отозвался Коротаев.
— Ох, извините, — тот всплеснул руками. — Какая непростительная забывчивость, бестактность с моей стороны. Я думал, что вы любуетесь ландшафтом… Там валуны.
— На кой они мне хрен? — огрызнулся Коротаев.
— Да все на тот же. Никакой ледник не донес бы валуны до… до… — Доктор и сам запутался. — Вы, верно, не любопытны?
— Не особенно, чтобы очень, — буркнул начитанный Коротаев. — И вообще я устал. Я только что перенес операцию.
— А сколько сделали сами! Вы просто уникум! Экстерном сдали экзамен первого курса мединститута. По анатомии. Поздравляю. Хотя о чем я! Поднимай выше! Оперативную хирургию проходят на четвертом! Да и в фармакологии разбираетесь… на уровне тюремной шконки.
— Я устал, — упрямо повторил Коротаев.
— Пустое. А ведь их, валуны эти, принесло водой. Был потоп. Возможно, виной тому был небольшой метеорит, упавший в районе Тихого океана… В ледниковом периоде, при человеке, река Тосна, усиленная волной с Ладоги, пробила путь и стала Невой…
Коротаев стиснул зубы и кулаки одновременно. Его собственная судьба была ему куда интереснее происхождения невского устья.
— Вы сбились с мысли, — процедил он. — Вы говорили о моей судьбе.
— А я решил, что надоел вам, и решил не рассказывать дальше, — расстроился эскулап в погонах. — Я никогда не сбиваюсь с мысли, в отличие от некоторых присутствующих. Но если вы настаиваете…
Пилот тем временем связался с посадочной площадкой.
— Через пять минут высадка, — обернулся он к пассажирам.
— Очень хорошо, — кивнул доктор.
Обращениями по званию здесь, видимо, пренебрегали.
— Так вот, Андрей Васильевич, — участливо молвил доктор. — Вам поручается выполнить основную часть работы. Мы потом расскажем, в чем она заключается. Но вам, боюсь, будет несколько жарковато…
— Аррррррррррр!.. — Сорвав ремни, Коротаев переметнулся через кресло. Такая, видно, и вправду выпала ему планида — сражаться с медиками. Напрасно он был невнимателен к рассказам покойного Рубинштейна. В этой астрологии что-то есть…
