Шарик в ухо – несколько другое дело.
Автоматчика только оглушило. Через пару дней он спокойно выйдет из больницы. Если, конечно, его вообще туда направят. Легкое сотрясение мозга не требует стационара, и больной прекрасно отлежится дома.
Максимум, что грозило милиционеру, так это устный выговор. Оружие на месте, и не его вина, что маньяк-убийца оказался лучше подготовлен.
Рокотов преодолел двор до половины, когда сзади раздался топот.
Стрелять на ходу – дело сложное и малоперспективное. Особенно в жилом дворе, где любая шальная пуля может поразить подошедшего к окну человека. Калибр у АКСУ маленький, всего пять целых сорок пять сотых миллиметра, пули легкие, и рикошет неизбежен. Даже ствол кустарника изменяет траекторию полета трех с половиной граммового свинцового конуса со стальным сердечником. Автоматы милиционерам выданы в основном не для применения, а в качестве пугачей. Ибо любой преступник десять раз подумает, прежде чем броситься на скорострельный ствол, и почти со стопроцентной вероятностью предпочтет сдаться.
Влад тем не менее не стал искушать судьбу и продолжил бег зигзагом, внезапно меняя направление движения.
За спиной заорали.
Биолог миновал низкую арку, как заправский легкоатлет, перепрыгнул широкую лужу, с маху перебросил тело через двухметровый кирпичный забор и очутился между двух длинных рядов металлических гаражей.
Преследователи не отставали.
Самое неприятное заключалось в том, что они уже могли открывать огонь без опасений ранить постороннего человека.
Рокотов пробежал метров тридцать и нырнул в узкий боковой проход.
– Стоять! – биолога настигал высоченный прапорщик. Болтающийся у него на плече автомат задевал стволом за задние стены гаражей, отчего в проходе раздавалась металлическая дробь.
Владислав прибавил ходу. Прапорщик засопел и тоже наддал. Проход между гаражами немного сузился и закончился.
Биолог выскочил на открытое пространство, милиционер сделал последний рывок, уже протянул руки, чтобы схватить подозреваемого за плечи, и вдруг резко остановился. В пылу погони он не заметил сужения прохода и на скорости влетел в щель между двух последних гаражей. Голова и одна рука оказались снаружи, а корпус с прижатым к боку автоматом и ноги застряли. Причем намертво.
Рокотов ехидно засмеялся, спокойно подошел к прапорщику, заблокировал его руку и перехватил за горло.
– Вот гадство! – обиженным тоном выдал застрявший страж порядка.
– Ты кто такой? – осведомился Влад.
– Командир взвода Козлов.
– Взвода кого?! – захохотал биолог. Прапорщик зло сверкнул глазами.
– Ты арестован!
– Ага! Разбежался! Чего это вы за мной гонитесь?
– Ты убийца! – завопил Козлов.
– Понятно. Ты не кассир, ты убийца. Знакомая песня. Ошибочка вышла, я по своим делам топаю.
– Следователю расскажешь! – снова завопил прапорщик, стараясь в полутьме рассмотреть лицо подозреваемого.
– Ну-ну. Ладно, некогда мне с тобой возиться. Ты уж не обессудь, – Влад нажал две точки на шее милиционера, и тот потерял сознание.
Биолог проверил пульс, убедился, что с прапорщиком все в порядке, и рванул направо.
С противоположной стороны автостоянки уже доносился пронзительный вой сирены и сверкали синие всполохи маячков.
* * *
– Надо бы еще к третьему числу [3-е июля – государственный праздник, день освобождения Белоруссии от фашистской оккупации] что-нибудь этакое подготовить, – Глава Администрации белорусского Президента Требухович изобразил пальцами непонятную фигуру – Тгетьего не получится. Газгешения не дадут, – картавый Богданкович запихнул в рот очередной кусок чебурека.
Встреча Требуховича и Богданковича была за-легендирована необходимостью наладить контакт с оппозицией. Так Глава Администрации и доложил Батьке. Издерганный недавними событиями Президент лишь коротко кивнул. Действуй, мол, худой мир в любом случае лучше доброй ссоры.
Миша Требухович был и оставался подонком.
В школе он подставлял одноклассников, сваливая на них собственные проделки, стучал завучу и классной руководительнице. В армии, чтобы получить лычки ефрейтора, подсунул своим возможным конкурентам в тумбочки по бупылке купленного в соседней деревне самогона и сдал товарищей замполиту. В райкоме комсомола Михаил отвечал за культмассовую работу и добивался отличных показателей лишь с помощью очковтирательства и составления липовых отчетов, где все неудачи списывались на подчиненных ему освобожденных секретарей институтов. За что тех песочили на собраниях, где главным обличителем выступал все тот же Требухович.
И так всю жизнь.
На место Главы Администрации он пробрался аналогичным способом. Лгал, обливал грязью других претендентов на эту должность, втирался в доверие к будущему Президенту, чтобы предать его в удобный момент и на этом погреть руки. С аппаратом, мягко говоря, Батьке не повезло. Подлец Требухович, педрила-комсомольчик Жучок, засевший на должности пресс-секретаря, замглавы Администрации Пушкевич, баптист и скрытый педофил, премьер Снегирь, распихавший на хлебные должности в министерствах своих родственников и знакомых.
И сотни таких же чиновников помельче. В этом болоте вязли любые распоряжения Первого Лица. Лишь благодаря крутому нраву Президента и его бешеной работоспособности ситуация не выходила из-под контроля.
Но развитие республики шло медленнее, чем планировал Батька.
По не зависящим от него причинам. Президент никак не мог поверить и понять, что в его окружении порядочных людей можно пересчитать по пальцам. Пожалуй, только руководители армии и спецслужб честно выполняли свою работу. Остальные же явно и тайно саботировали указы Главы Государства, набивали мошну и с вожделением смотрели на госсобственность. Они знали, что с уходом Лукашенко у них тут же появится прекрасная возможность наложить лапу на промышленные предприятия и приватизировать их в узком кругу избранных. Поэтому почти каждый чиновник терпеливо ждал своего часа, внешне соблюдая приличия и одновременно с этим подтачивая государственную систему.
– А зачем тебе разрешение, Стае? – хмыкнул Требухович.
– Как зачем? – Богданкович тыльной стороной ладони вытер жирные губы.
– Я тебя не понимаю, пгости…
– Ты что, не можешь своих сориентировать? Например, пусть пойдут в составе колонн и на площади устроят драку. Скажи Голубко и Вячор-ке, они быстро подберут сотню добровольцев.
– С Вячогкой у меня сложные отношения…
– Тогда поговори с Худыко. Он же лидер фронта.
– Так-то оно так, – Богданкович выпил полстакана теплого молока и икнул, – но он денег захочет.
– А ты что, сильно поиздержался?
