Подробностей ночной схватки он не помнил. В памяти остались лишь мечущиеся неясные тени, крики товарищей, внезапно возникшая перед ним мохнатая фигура и сверкнувшая перед глазами молния, когда ему в лоб попало что то твердое.
Страшно болела голова.
Абдула попытался сесть и размять руки, но не смог. Кисти и лодыжки были надежно перемотаны тонкой нейлоновой веревкой.
— Очухался, гаденыш, — чувствительный удар носком сапога под ребра заставил Бицоева сфокусировать зрение на склонившихся над ним трех мужчинах в камуфляже.
Их лица, перемазанные темно зелеными полосами, не предвещали ничего хорошего.
— Жить хочешь? — вежливо поинтересовался молодой парень, присев на корточки.
Бицоев втянул голову в плечи и промолчал.
— Не понимает, — удрученно констатировал парень и пощекотал кадык Абдулы кончиком узкого кинжала. — Или глухой... Шпрехен зи дойч? Парле ву франсе? Ду ю спик инглиш? Абла эспаньол?
Абдула зажмурился.
Парень перешел с русского на неизвестные молодому чеченцу языки.
— Перестань придуриваться, — Бицоеву опять врезали под ребра.
Абдула послушно открыл глаза и уставился на мужчин.
— А представляете, если он сейчас заявит «Ватакуши ва вакаримасен»? — хмыкнул парень. — Чо тогда делать будем?
— Это по каковски? — спросил стоящий в паре шагов от чеченца суровый мужик.
— По японски. «Я вас не понимаю...»
— Вряд ли, — поморщился мужик и погладил висящие на ремне ножны. — Давай ему палец отрежем. Сто к одному, что запоет...
— Лучше ухо, — вмешался третий.
Бицоев задергался и замычал, пытаясь вытолкнуть языком кляп.
— Ба а! — обрадовался парень. — Да мы просто кляп забыли вынуть! Ну ка, ну ка... — лезвие перерезало ворсистый шнур. — Будешь говорить?
— Буду, — выдохнул Абдула и зашелся в приступе кашля.
* * *
— Будет, — удовлетворенно сказал Рокотов и сел рядом с пленником. — Давай, вещай...
— Это всё они... — чеченца мелко трясло.
— Не, брат, так не пойдет! — Влад поднес к глазу бывшего боевика острие ножа. — Для начала — кто ты такой?
— А абдула Б бицоев...
— Что вы тут делали?
— Д дорогу м минировали.
— Зачем? — с невинным видом поинтересовался Рокотов.
— Федералы д должны были проехать. 3 за втра. Мы и их ждали.
— А откуда ты знаешь, что именно завтра и именно по этой дороге?
— Это не я... Это с старшие сказали.
— И вы что, вдевятером собирались брать колонну?
— Нет, — Бицоев закрутил головой. — Сегодня вечером ребята д должны подойти!
Влад оглянулся на Филонова. Тот еле заметно кивнул.
— Сколько человек идут вам в помощь?
— Н не знаю...
— Точно?
— Аллахом клянусь!
— Ты при мне Аллаха не поминай! — Рокотов несильно стукнул Абдулу кулаком в челюсть. — Не люблю, когда уроды вроде тебя язык распускают! Ишь, мусульманин нашелся! Да таких, как ты и твои дружки, в приличной исламской стране палками на площадях охаживают... Быстро вспоминай, сколько человек в отряде! Десять, сто, двести?
— Давай все таки что нибудь отрежем, — кровожадно предложил Веселовский. — Здорово память прочищает.
— Успеется, — Владислав прижал кончик клинка к щеке Бицоева. — Ну, вспомнил?
— Человек сорок! — выкрикнул чеченец, пытаясь отстраниться от ножа. — Точно брат знает!
— А где брат?
— Там лежит...
Веселовский подошел к оставшимся троим пленным.
— Который из них? — Рокотов за волосы приподнял голову Абдулы.
— В середине... — от хваленых вайнахских смелости и семейных традиций не осталось и следа.
Бицоев был готов на всё, лишь бы спасти собственную жизнь.
— Оч чень хорошо, — Влад подозвал Никиту. — Забей ему обратно кляп, а мы пока с братцем потолкуем...
* * *
Лидер питерского отделения партии «Молодые Христианские Демократы» Виталий Мелонов по кличке Дыня был рыжим конопатым толстяком с повадками комсомольского активиста.
Благодаря абсолютной беспринципности, корыстолюбию и тяге к стукачеству, жизнь у Дыни складывалась удачно. Покрутившись годик в псевдодемократической тусовке и немного поправив свое материальное положение, Мелонов занял пост председателя карликовой партии. Никакого веса в городе христианские демократы не имели, однако всегда очень вовремя выступали в поддержку действий западных держав и регулярно получали финансовую подпитку от своих европейских коллег.
Фактически, Дыня со товарищи представляли из себя «пятую колонну», пусть не очень многочисленную, но всегда готовую к пикетам и участию в антироссийских демонстрациях, кои время от времени организовывались «старшими товарищами» из «Яблока» или «ДемРоссии».
— Руслану надо помочь, — протянул Мелонов, разглядывая сидящих перед ним двух прыщавых юнцов. — Этот Воробьев уже достал...
Проблема Руслана Пенькова заключалась в следующем: известного педераста демократа опять обидели статьей в «Комсомольской правде», обвинив в пособничестве убийству, случившемуся больше года назад в темном подъезде дома на канале Грибоедова. Пеньков, ничтоже сумняшеся, подал в суд и теперь добивался выплаты ста тысяч рублей за «нанесенный моральный ущерб».
На пару с Пеньковым в суде выступал адвокат
Юлий Карлович Шмуц, славный тем, что еще в доперестроечные времена был исключен из коллегии за поведение, позорящее звание защитника. Он обобрал семью посаженного в камеру директора овощебазы, объясняя свои действия необходимостью дать взятку прокурору, и даже уволок из гаража подзащитного пять новых покрышек для «Жигулей», которые в тот же день загнал на авторынке. А когда родственники подследственного потребовали деньги назад, Шмуц сымитировал потерю памяти и напрочь отказался понимать, о чем речь.
— А кто этот Воробьев? — почтительно спросил один из юнцов.
— Сволочь первостатейная, — зло выдохнул Дыня. — Бывший военный прокуроришка. Сейчас адвокатом у «Комсомолки» служит. Пенькова совсем достал...
С Андреем Воробьевым у Руслана со Шмуцем это уже был не первый процесс. Все предыдущие они проиграли. Адвокат с птичьей фамилией виртуозно жонглировал статьями кодексов и юридическими прецедентами, в результате чего манерному гомику приходилось раз в три месяца оплачивать судебные издержки.
Шмуц только икал и разводил своими загребущими ручками.
