— Я вам дам адресок этого адвокатишки, — Мелонов порылся в куче бумаг на столе. — Живет возле Чернышевской, на Чайковского... Дом номер тридцать восемь...
— Там РУБОП рядом, — испугался второй юнец.
— Ну и чо?
— Боязно...
— Я могу другим поручить, — скривился Дыня.
— Не надо, — у первого юнца взыграла гордость. — Уделаем в лучшем виде. Чо надо то?
— Пугануть как следует, — Мелонов поджал толстые, лоснящиеся от недавно съеденного гамбургера губы. — Рожу набить. И предупредить, чтоб не борзел.
— Говорить, за что?
— Обязательно. Пусть знает... — Юнцы переглянулись.
— Сколько платишь?
— По три штуки, — Дыня извлек из ящика стола перетянутую аптечной резинкой пачку мятых десятирублевок. — Держите...
Старший из парочки хулиганов сунул пачку в карман куртки.
— Сделаем. Когда надо?
— Вчера, — надулся лидер христианских демократов. — Дня за три справитесь?
— Ну...
— Тогда идите...
Дыня подождал, пока юнцы выйдут на улицу, затем достал из ящика вторую пачку, толще предыдущей, и бросил себе в дипломат. Пеньков заплатил за организацию нападения на Воробьева двадцать тысяч, но по червонцу на рыло восемнадцатилетним бакланам было слишком жирно.
Хватит с них и шести.
Причем на двоих.
А остальным четырнадцати Мелонов сам найдет достойное применение.
Лидер христианских демократов посмотрел на часы.
Полдень.
Через пятнадцать минут у него назначена встреча с председателем общественного движения «За права очередников» Николаем Ефимовичем Ковалевским, вместе с которым Дыня выступает в поддержку одного малоизвестного кандидата в депутаты на предстоящих в октябре довыборах в Госдуму по двести девятому округу.
Мелонов потянулся и развернул вощеную бумагу.
За четверть часа он успеет съесть еще парочку гамбургеров.
* * *
Ахмед Бицоев оказался орешком покрепче своего насмерть перепуганного брата.
Когда его привели в чувство, облив водой из ведра, он тут же принялся материться, плеваться во все стороны и бурчать под нос угрозы в адрес казаков. Пришлось дать Ахмеду по роже.
Невоспитанный вайнах на полминуты замолчал, но по прошествии времени все повторилось сначала. Правда, теперь чеченец не матерился и не плевался, а выкрикивал лозунги.
Как на митинге в поддержку независимости Ичкерии.
Рокотову это быстро надоело, и он угомонил Бицоева тычком сложенных копьем пальцев под ухо. Потерявший сознание чеченец затих.
Третий пленный, которому Влад в пылу ночного боя засадил кастетом в грудину, в сознание не приходил. Дышал он неровно, с хрипами, и было ясно, что без квалифицированной медицинской помощи до вечера он не дотянет.
Оставался последний.
Как поведал деморализованный Абдула, Бахтияр Шарипов исполнял в отряде роль «смотрящего» и подчинялся напрямую Арби Бараеву. Соратникам по борьбе из чужих тейпов полевой командир не очень то доверял. Потому и отправлял с каждой диверсионной группой своих дальних родственников, наделяя их полномочиями командира отряда.
Бахтияру отвесили пару звонких оплеух и усадили спиной к стволу акации.
— Когда к вам в помощь придут основные силы? — с места в карьер начал Рокотов.
— Вайнахи с гяурами не разговаривают, — гордо заявил Шарипов и отвел глаза в сторону.
— Так, и этот туда же, — проворчал Веселовский.
— Нежелание говорить лечится быстро, — Влад достал тонкий шнур, на котором через каждые пять сантиметров были завязаны узелки, и покрутил им у носа Бахтияра. — Старинный испанский метод. Надевается на голову и затягивается. Воздействует на определенные нервные узлы. Даже убежденные еретики через несколько минут становились шелковыми... А это не поможет, так я тебе, идиоту, в тройничный нерв иголку суну и начну поворачивать.
Шарипову было неведомо, что такое «тройничный нерв», поэтому он с презрением посмотрел на перемазанного камуфлирующей краской парня.
— Я — вайнах. Меня не испугаешь...
— Анекдот на эту тему, — Рокотов отвлекся от связанного пленника и повернулся к приятелям. — Приходит латыш из школы. Бежит к маме и говорит: «Мама, мама! Сефотня мы проходили умножение. Нас спросили, сколько будет тфажды тфа, и я перфый отфетил!». «Это не утифительно, Янис, — говорит мама. — Феть ты же етинстфенный латыш ф классе!». Следующий день. Опять пацан прибегает из школы. «Мама, мама! Сефотня у нас было прафописание, и я перфый фсе палочки нарисофал!». «Это не утифительно, Янис. Феть ты етинстфенный латыш ф классе!». Третий день. «Мама, мама! Мы сефотня с мальчишками пиписьками мерялись, и оказалось, что у меня самая тлинная!». «Это не утифительно, Янис, феть тебе уже тфадцать три гота!»...
Алексей заржал, через секунду к нему присоединился Никита.
Не понявший шутки Шарипов зло сверкнул глазами.
— Вот так то, — Владислав развернулся к Бахтияру. — Что же касается тебя, то скоро тебе и меряться будет нечем.
Филонов присел рядом с пленником, рывком перевернул того на живот и внимательно посмотрел на его руки. На среднем пальце правой руки у Шарипова был вытатуирован перстень с залитым тушью прямоугольником, означавшим полностью отбытый срок наказания, на безымянном — перстень с трехзубцовой короной и тремя отходящими от нее лучами.
Авторитет.
Левую руку украшало изображение тигриной морды на тыльной стороне ладони. В зоне принадлежал к «отрицаловке».
Никита нехорошо улыбнулся подмигнул Владу.
— Ща все будет!
Шарипов почувствовал, как лезвие ножа вспороло его брюки, и забился, пытаясь перевернуться на спину.
— Я тебя в попу — вжик!
И ты больше не мужик! — пропел Филонов.
Бахтияр истошно заорал.
Никита резко расстегнул молнию на вороте комбинезона.
Лежащий вниз лицом Шарипов сей звук идентифицировал как расстегивание ширинки и забился еще пуще.
Филонов поднял с земли короткое округлое полено и пощекотал им сведенную судорогой задницу «гордого вайнаха».
Рокотов посильнее прижал Бахтияра к земле, не давая ему обернуться.
— Я тоже буду, — поддержал Никиту Веселовский и вжикнул молнией на кармане своего комбинезона. — Давай разыграем, кто первый.
— Можно, — громко согласился Филонов. — Монетка есть?
— Грязные свиньи!!! — завизжал Шарипов. — Собаки!!!
