Главный Диспетчер Совпадений был большим шутником.
* * *
«…и вот уже организовать то, чтобы общественное мнение не позволило государственной машинеувильнуть от выполнения этой грязной, но необходимой работы — наша прямая задача. Мы не для того поставили себя в положение несуществующей силы, чтобы оправдывать эту маску. Когда с террором будет покончено, никто не узнает, что это вы, Волк, тратили годы своей жизни на то, чтобы люди жили без страха. Вы не сможете похвастаться перед друзьями, которых у вас, кстати, и нет. И поблагодарю вас только я. А меня — Слон. А Слона… ну, это не для вас…»
Глава 18
МИЛЛИОН, МИЛИОН, МИЛЛИОН РАЗНЫХ СЛОВ! ОТ ПОСЛОВ, ОТ ОСЛОВ И ПРОСТЫХ КОЗЛОВ…
Кабачок сидел за своим директорским столом и слушал доклад о состоянии дел на фронте периодической печати. Дела шли хорошо, новое издательство, которое патронировала организация Кабачка, набирало обороты. Слушая докладчика, он время от времени согласно кивал головой, что вообще-то ни о чем не говорило. Он мог так кивать полчаса, а потом заявить, что докладчика следует повесить за ноги в арке Главного Штаба. Так что Евгений Рудольфович Камелин, занимавшийся вопросами прессы, не расслаблялся и был осторожен, как всегда.
За две недели, прошедшие со дня пропажи миллиона, был сделан вывод, что Бекасов либо залег на дно, либо уехал из города. С поиска Романа снимать не стали, но были дела и поважнее, чем утерянный миллион.
Стоявший на столе слева от Кабачка телефон тихо зазвенел.
Кабачок сделал рукой извиняющийся жест, снял трубку и негромко сказал:
— Слушаю… Да, Гриша.
Он слушал около минуты, потом нахмурился и произнес:
— Хорошо, соедините, только не забудьте включить запись.
После этого его лицо приняло недоброе выражение, и он сказал в трубку:
— Я слушаю вас, Салтыков.
Это было прямое оскорбление, но тупоголовый атаман, добивавшийся беседы с Владимиром Михайловичем, таких тонкостей не понимал и принялся излагать то, ради чего звонил.
Кабачок слушал его молча и не перебивал.
Минуты через три он сказал:
— Продолжайте, я вас слушаю.
Следующие две минуты он опять молчал и, время от времени морщась, отстранял трубку от уха. Потом сказал:
— Да, я понял тебя, Салтыков, до свидания.
И повесил трубку.
Тут же снова раздался тихий зуммер, и Ворон доложил, что разговор записан.
Кабачок поблагодарил его, отключился и снова повернулся к докладчику:
— Ну, Евгений Рудольфович, так что там с тиражами?
Через двадцать минут, когда все вопросы, касающиеся печати, были благополучно разрешены и Евгений Рудольфович удалился, Кабачок вызвал в кабинет Ворона и сказал ему:
— Гриша, через два часа — совещание. Позаботьтесь о том, чтобы все участники были оповещены.
Ворон учтиво кивнул и вышел.
Кабачок придвинул к себе лежащий на столе золотообрезный том Ницше, открыл его на закладке и погрузился в чтение.
Через два часа перед Кабачком снова сидели его двенадцать внимательных апостолов. Кабачок тихо постучал карандашом по столу, и сдержанные разговоры тут же прекратились.
Выдержав небольшую паузу, он начал:
— Два часа назад мне позвонил некто Салтыков и в грубой форме объявил войну.
Апостолы задвигались, раздались возгласы возмущения и удивления, кто-то засмеялся.
Кабачок опять постучал по столу карандашом и продолжил в наступившей тишине:
— Личность Николая Ивановича Салтыкова нам всем известна. Примитивный разбойник, не занимающийся никаким бизнесом, никаким делом, ничем, кроме грабежа и насилия. До сих пор мы терпели его существование потому, что своими беспредельными подвигами он отвлекал внимание соответствующих органов на себя. Теперь, когда семеро его подручных отправились на тот свет, он потерял голову и бросился на нас. Это связано с тем, что трое из них неудачно выбрали себе в жертвы двух наших сотрудников. Но кто убил еще четверых, и убил ли вообще, поскольку машина свалилась в котлован, — неизвестно. Он же считает, что это спланированная акция.
Кабачок взял в руки лист бумаги и, глядя в него, сказал:
— Банда Салтыкова, я говорю «банда» потому, что другого названия для этого нет, состоит из пятидесяти семи, точнее, из пятидесяти откровенных бандитов с большой дороги.
Кабачок посмотрел на одного из присутствующих и продолжил:
— Вот тут Герман Германович засмеялся, когда услышал об объявлении войны. Я понимаю его. Эту свору мы уничтожим без особого труда. Но, — Кабачок поднял указательный палец, — все равно это — проблемы. Все равно это — ненужный риск, это — привлечение внимания, это, в конце концов — неизбежные потери! И ЭТО мне не нравится.
Он сделал паузу:
— Через несколько минут мы продолжим обсуждение этого вопроса, а пока послушаем фонограмму моего телефонного разговора с Салтыковым. Гриша, прошу вас.
Ворон быстро вышел из кабинета, и через несколько секунд из акустической системы «Электровойс», которой был оснащен офис, послышалось шипение телефонных помех, затем голос Кабачка:
«Я слушаю вас, Салтыков».
Далее заговорил Салтыков (в основном «многоточиями», самые слабые из которых более всего были созвучны с международным словосочетанием «в сye SOS» и высоколитературным «похвалу я от хулимого отца»):
«Ты, петух …. ты что, …. творишь? Ты что моих братков мочишь, козел? Ты что о себе вообще думаешь? Да на зоне такие, как ты, у параши спят и … у всех, кому надо! Ты, …. беленькую рубашку надел, да? Ты, …. на своих самолетах летаешь, да? Мало вас, …. к стенке ставили! Ну, ничего, я это исправлю. Я тебя, …. в … и ты, …. будешь… у всей моей братвы по очереди. Бизнесмены …! Вы, …. Россию распродаете, а конкретных пацанов валите, да? Да я тебя вместе с твоими секьюритями по Центральной улице с оркестром раком выстрою! Ты что, …. себе думаешь? Ты Салтыкова с дороги убрать хочешь? Да Салтыков на твоей могиле, …. плясать будет! Да Салтыков тебя, мертвого, в
В таком духе монолог продолжался минуты три.
Потом Салтыков перешел к делу:
«Значит, слушай меня внимательно, ты, … …! За моих троих братков дорогих, которых твои козлы вонючие завалили в Осиновой роще, зашлешь мне отступного пятьсот тысяч. А за тех четверых, которых ты, …. на Юго-Западе в котловане уконтрапопил, еще миллион. У тебя, кровососа, эти деньги есть, я знаю. И не думай, что просто так откупишься, …. Потом мы еще будем решать, как тебя убить. А может, и не убьем. А за кровь невинную моих пацанов твои … ответят. И еще как ответят! А ты, …. плакать будешь горько. Развелось вас тут… всех вас, …. положим! Деньги, …, завтра в зубах принесешь! Лично! Где меня найти, знаешь. Ты меня понял? Понял, я тебя спрашиваю, … …?
