Тихоня, сидевший на заднем сиденье, закончил перевязывать Крюка, и теперь плечо легко раненного украшала аккуратная повязка.
— Ну, что сказал Кабачок? — поинтересовался Крюк, трогая повязку и морщась.
— Посоветовал нам быть осторожными, — ответил Шварц, и Валдае заржал.
— А ты не смейся, — сказал ему Шварц, — неизвестно, что там делается. Мне лично это все не нравится. Ворон не отвечает, и вообще…
Откуда им было знать, что Салтыков раскошелился на снайперскую винтовку с глушителем.
Карабас, бывший афганец и снайпер по жизни, не сумевший найти себе лучшего места в жизни, чем шайка беспределыциков, забрался на чердак дома, стоявшего напротив кабачковского особняка. Первым же выстрелом с расстояния около ста метров он, подтверждая свою высокую профессиональную квалификацию, застрелил Ворона как раз в тот момент, когда Бекас начал рассказывать о взрывчатке в игровых автоматах.
Разобрав винтовку, Карабас уложил ее в сумку и, никем не замеченный, убрался из дома. Отъехав на своем «Москвиче» подальше от особняка, он позвонил Салтыкову и доложил об успешной акции. Салтыков, только что получивший заряд бодрости от разговора со Шварцем, громящим малоховецкую базу, приказал снайперу оставаться на месте и ждать дальнейших распоряжений.
— Смотри, Карабас, в оба, — наставлял его перед заданием разъяренный «папа», — за каждого убитого тобой врага, получишь по две косых баков. За «Баклажана» — десятку!
Карабас, выслушав все это, поставил машину в полукилометре от офиса и пошел в ближайшее кафе. Там, заказав кофе и бутерброды, он уселся у окна, откуда была видна его машина, и стал глазеть на двух девушек в очень коротких и очень незаметных юбочках. Девушки делали вид, что умеют играть в бадминтон.
Подъезжая к особняку на Геологической, Валдис снизил скорость:
— Что-то больно тихо тут…
Машин рядом с особняком видно не было, и Валдис медленно поехал вдоль фасада.
Вдруг Крюк осторожно постучал Шварца по плечу, указывая на окна второго этажа:
— Смотрите!
Все посмотрели туда и увидели, что в одном из сверкающих окон было хорошо видно небольшое отверстие, от которого расходилось несколько коротких трещин.
Валдис остановил машину, и они посмотрели в противоположную сторону. Напротив простреленного окна, в просвете аллеи, метрах в ста был виден трехэтажный дом. Одно из слуховых окон на его крыше было открыто.
— Стреляли оттуда, — уверенно заявил Тихоня.
— Да, — подтвердил Шварц, — точно, оттуда.
Он вынул из кобуры «вальтер», передернул затвор и приказал:
— Пошли в офис. Из наших там, кроме Ворона, никого нет. Так что можете стрелять во все, что движется. И не стойте на месте, когда выйдем из машины, — снайпер еще может быть на чердаке.
Они выскочили из машины и, избегая двигаться по прямой, быстро подошли ко входу. Шварц набрал код, электронный замок проиграл короткую мелодию, и дверь открылась. Войдя в просторный холл, Шварц остановился и подал остальным предостерегающий знак. Все замерли без движения и несколько минут прислушивались. В здании была полная тишина.
Поднявшись на второй этаж, в приемной, они увидели лежащего головой в камине Ворона.
— Отлетался, — только и сказал Крюк. Остальные промолчали.
— Положите его в сторонку и накройте чем-нибудь, — приказал Шварц через несколько секунд молчания.
Тихоня и Валдис потащили Ворона в угол, а Крюк сел на диван и закурил. Шварц подошел к столу, поднял висящую на проводе трубку, поднес ее к уху и, услышав короткие гудки, положил на аппарат.
Потом он посмотрел на табло определителя номеров и списал последний — номер трубки Бекаса. Потыкав пальцем в кнопки диктофона, Шварц вызвал последний разговор, прибавил громкости, и в приемной зазвучал голос Бекаса, который убеждал Ворона отказаться от затеи с игровыми автоматами.
Одна из фраз была прервана звуком разбиваемого стекла, затем раздался шум падения тела, и взволнованный голос звонившего дважды произнес:
— Алло, вы меня слышите?
Потом короткие гудки, и все. Тишина.
— Что же он хотел сказать? — в задумчивости произнес Шварц после того, как запись прослушали еще раз, — ладно, разберемся.
Он опять позвонил Кабачку:
— Владимир Михайлович, мы в офисе. Ворона застрелил снайпер. На диктофоне автоответчика имеется интересная запись. Послушайте, пожалуйста.
Пока Кабачок слушал записанный разговор, все молчали. Запись закончилась, и Шварц спросил:
— Что будем делать дальше?
— Его номер есть на определителе? — спросил Кабачок.
— Да, Владимир Иваныч, — ответил Шварц, диктуя номер.
После этого настало молчание, но Шварц не нарушал его, зная, что сейчас руководитель сосредоточенно переваривает полученную информацию и обязательно скажет своим сотрудникам, что им делать.
Наконец, Кабачок кашлянул и сказал:
— Найдите этого человека и узнайте у него все. Но имейте в виду, он хотел нас предупредить о грозящей нам опасности. Так что будьте с ним вежливы, и без этих ваших штучек. Как только что-то выясните, сразу звоните мне. Выполняйте.
— Хорошо, Владимир Михайлович, — ответил Шварц и повесил трубку.
Посмотрев на сидящих в креслах мрачных Крюка, Тихоню и Валдиса, он перевел взгляд в угол, где лежал укрытый портьерой Ворон, затем снова обвел взглядом своих подчиненных и, наконец, сказал:
— Ну что, будем искать этого человека. А для начала я ему позвоню.
И он снял трубку.
Бекас подъезжал к Долготрубному.
Он не знал, что будет делать, когда приедет туда. Во всяком случае следовало осмотреть особняк, потом попробовать позвонить еще раз, а дальше… Неожиданно запиликала трубка. Бекас, съехав на обочину, остановился:
— Я вас слушаю.
— Вы звонили нам некоторое время назад и что-то говорили про игровые автоматы, — сказал Шварц.
— Да, я звонил, но разговаривал не с вами, — ответил Бекас.
— Тот человек, с которым вы разговаривали, не сможет сейчас подойти, поэтому давайте поговорим со мной.
— Он, наверное, уже никогда не сможет подойти к телефону, — предположил Бекас, — я помню, как окончился наш разговор. Его застрелили?
Шварц помолчал и ответил:
— Да, его застрелили. Но для вас это не играет никакой роли, поэтому я вас слушаю.
— Интересно, что у вас там за дела такие, — вздохнув, сказал Бекас, доставая из пачки сигарету.
— Зачем вам знать, что у нас за дела, — услышал он спокойный ответ, — меньше знаешь — дольше живешь.
Бекас засмеялся и сказал:
