– Здравствуйте, – кивнула я, разглядывая ее. Вот
уж кто меньше всего походил на мачеху из детских сказок. Симпатичная молодая
женщина с добрым лицом и лучистыми ярко-синими глазами. Смотреть на нее без
улыбки было невозможно. Свободный брючный костюм не скрывал, что женщина вскоре
станет матерью.
Пока я придумывала, что сказать, Катя заявила:
– Это из милиции.
– Из милиции? – удивилась женщина. На ее лице
появилось беспокойство. Я протянула удостоверение и пояснила:
– Юля Якименко ушла из дома. Родители беспокоятся, не
знают, где она. На звонки она не отвечает. Разумеется, они не заинтересованы в
том, чтобы это событие стало достоянием гласности.
– Да, понятно. Катя, если ты знаешь, где Юля, надо
обязательно рассказать...
– Я не знаю, – истерически закричала девочка и с
рыданиями уткнулась в подушку.
– Катя, успокойся, пожалуйста, – бросилась к ней
женщина, но та отстранилась и принялась выкрикивать что-то бессвязное.
– Лучше ее оставить на несколько минут, – заметила
я. Женщина неуверенно кивнула и первой вышла из комнаты.
– Я ее мачеха, – сказала она, когда мы прошли в
гостиную. – Ирина Михайловна, можно просто Ирина. Зря мы ее оставили
одну...
– Так она быстрее успокоится. Истерики – дело обычное?
– К сожалению, да. Она очень переживала смерть мамы. И
меня восприняла в штыки. Мы познакомились с Сергеем пять лет назад, он уже год
был вдовцом.
Но из-за Кати первое время мы жили врозь. Потом я все-таки
настояла... Теперь сама не знаю, может, не стоило...
– Отношения с Катей не сложились?
– Нет. Хотя я Очень старалась. А когда стало ясно, что
у меня будет ребенок, она точно с цепи сорвалась.
– Ревность, – пожала я плечами. – Катя очень
любит отца?
– Наверное. Хотя последнее время, мне кажется, никого
она не любит. Просто маленькая злая эгоистка.
Если так пойдет дальше, она доведет отца до инфаркта.
Извините. Что с Юлей?
– Ушла из дома. С Катей они подруги, поэтому вполне
естественно...
– Да-да, я понимаю. Она вам что-нибудь рассказала?
– Так, кое-что, но я ей не верю. В субботу, по ее
словам, они были на дискотеке. Не помните, в котором часу Катя вернулась домой?
– Конечно, помню. В половине седьмого утра. Мы всю ночь
не спали, хотя должны были бы привыкнуть.
Отец раз двадцать звонил ей на мобильный, но он был
выключен.
– Она как-то объяснила, почему не ночевала дома?
– Если бы это было в первый раз... – горестно
усмехнулась Ирина. – Катя умудрилась превратить нашу жизнь в ад. Только не
подумайте, что я жалуюсь.
– Отец пробовал с ней поговорить?
– Он чувствует себя чуть ли не преступником. Дает ей
сумасшедшие деньги на карманные расходы, вместо того чтобы... Я не вмешиваюсь,
потому что автоматически становлюсь виноватой. Я же мачеха, – невесело
засмеялась она. – Но в субботу она превзошла саму себя. В буквальном
смысле на ногах не стояла. Таксист, что привез ее, сказал, что подобрал Катю на
площади Победы, она брела прямо по проезжей части. На счастье, смогла сказать,
где живет. Человек, к счастью, попался хороший, родителей пожалел, отвез домой.
Муж был в шоке. Пытался с ней поговорить, какое там.
В воскресенье отлеживалась. Мы решили оставить ее в покое,
ей было очень плохо, даже врача намеревались вызвать. В понедельник Катя пошла
в школу, хотя отец предлагал ей остаться дома. Домой пришла часов в пять,
бледная, в ознобе, и я, честно говоря, испугалась. От врача отказалась, теперь
сидит в своей комнате, плачет.
– Плачет?
– Да. Я боюсь... я боюсь, что ее изнасиловали. Напоили
и изнасиловали. Муж разговаривал с Владиком, это ее парень, тот говорит, что
они поссорились в субботу и с тех пор не виделись, на телефонные звонки она не
отвечала. Такая депрессия на пустом месте не возникает. Должна быть причина.
Поэтому я и решила... Но я даже не знаю, как сказать об этом мужу, тем более
уговорить ее обратиться к врачу.
– А если ее депрессия как-то связана с исчезновением
Юли? – высказала я свое предположение.
– Что вы имеете в виду?
– Если не возражаете, я задам Кате еще пару вопросов.
Я вернулась в комнату девочки, теперь она лежала на спине и
таращилась в потолок.
– Ты вернулась домой уже утром, – сказала я,
устраиваясь в кресле. – Так где вы были всю ночь?
– Это она вам сказала? Мачеха? Она нарочно. Она все
врет. Вы что, не понимаете...
Я подошла, схватила ее за плечи и хорошенько встряхнула.
– Кончай строить из себя несчастную сиротку.
С твоей подругой беда. Я хочу ей помочь. Где вы были
ночью? – Она попробовала сопротивляться, но быстро поняла, как это
бесперспективно, и то, что ее вопли на меня не подействуют, поняла тоже. –
Где вы были ночью? – повторила я.
– Не помню, – жалобно захныкала Катя. – Я не
помню. Ну почему вы мне не верите?
– Потому что ты врешь. И я думаю, у тебя есть на это
причина.
– Нет. Честно. Я не вру. Мы ушли из клуба, у нас была
бутылка водки, мы ее в клубе купили. Во дворе выпили, потому что тошно было,
скукота и день не задался. У нее Кот, у меня Владик, все так по-дурацки...
А больше я ничего не помню. Наверное, я уснула на скамейке.
Когда пришла в себя, Юльки не было. Меня тошнило и вообще... Не помню, как
добралась домой, помню только, что на такси. Я Юльке звонила в воскресенье, у
нее мобила в отключке. В понедельник в школу она не пришла, и я испугалась. Я
не знаю, где она. Честно не знаю. Я пить больше не буду, никогда, и школу
прогуливать. Я стану хорошо учиться...
– Вот это бы не помешало, – кивнула я,
поднимаясь. – Если ты врешь и с Юлей беда, это будет на твоей совести. Не
думай, что с таким грузом удобно жить.
Я поспешно удалилась, чтобы еще чего-нибудь не сказать
сгоряча.
Не успела я устроиться в машине и завести мотор, как увидела
Свету Коршунову. Она перебегала дорогу, направляясь к дому, где жили Савельевы.
– Интересно, – пробормотала я, взглянув на
часы. – До конца занятий девушка не высидела.
Я решила подождать ее, а чтобы ожидание не томило, позвонила
Тагаеву.
