Осенью темнеет рано, а в тот вечер было пасмурно, тучи
висели низко и темень была хоть глаз выколи. Вместо Вадима возле ворот
милицейское оцепление. Я торопливо достала удостоверение, но тут увидела
Валеру, он бежал мне навстречу.
– Пропустите, – махнул он рукой
милиционерам. – Идем быстрее, – поторопил он меня.. – Артем
просил тебя встретить. Тут уже все начальство, только тебя не хватает.
– Спасибо за заботу, – буркнули я.
– Вешнякова благодари. Он что-то насчет интуиции
загнул, твоей, что ли?
– Ты лучше скажи, что нашли?
– Отгадай с трех раз? – радостно фыркнул Валера.
– Труп? – проявила я чудеса сообразительности.
– Если б. Хуже.
– Что может быть хуже трупа? – не поверила я.
– Хуже трупа может быть три трупа, – просветил
меня Валера. – И это не предел. Пока только две опоры проверили, а их
семь.
– Урожайно, – покачала я головой.
Я обратила внимание на внушительную толпу народа перед
оцеплением. Люди нервно переговаривались, кто-то сдавленно крикнул. Я подалась
вместе со всеми вперед и в свете прожекторов увидела кран и подвешенное к
стреле нечто, чему не сразу нашла название, а когда нашла, поспешно
отвернулась.
– Вот и третьего вытащили, – удовлетворенно кивнул
Валера. Я отошла в сторону. После яркого света предметы в темноте расплывались,
я почти ничего не видела и не заметила Вешнякова.
– Привет, – вздохнул он, – не ездить мне на
«Феррари».
– Да уж, – ответила я. Обычное красноречие мне на
этот раз изменило. Если честно, я и сама не знала, что ожидала найти. Наверное,
все-таки труп. Но уж не три, это точно.
– Скажи честно, – вздохнул Артем. – Тебе
кто-то звонил? Как ты узнала?
– Ничего я не знала. Интуиция.
– Так я и поверю... Ох, что теперь будет... отпуска мне
точно не видать... А все ты, – рыкнул он и отвернулся в сильнейшем
расстройстве, а я сочла за благо смыться.
* * *
Утром по городу поползли слухи – один страшнее другого.
Трупы уже исчислялись десятками. «Губернские ведомости» вышли со статьей с
дурацким названием «Гудзонский синдром». Не мне одной тазики с цементом
мерещились. Я тяжко вздохнула, потом прошла в ванную, постояла под душем,
приводя мысли в порядок. Из зеркала на меня смотрела недовольная физиономия с
тоскливым выражением глаз.
– А мне все по фигу, – громко сказала я и тут же
опечалилась, изо всех сил сочувствуя Вешнякову. Втравила парня в историю, а
теперь – в кусты... Впрочем, сейчас при всем желании ему ничем не поможешь.
Начальство сбилось кучей, трудовой энтузиазм захлестывает, следовательно, нормально
работать не дадут. Надо выждать несколько дней, пока все стихнет.
И я смылась к друзьям на дачу, оставив мобильный дома. Три
дня мы с Сашкой наслаждались природой, но любопытство – худший из грехов, и по
вечерам я включала телевизор. В местных новостях по второму каналу господин
Николаев заверил общественность, что лучшие силы брошены на раскрытие и прочее
в том же духе. Выступали чины из милиции с какими-то невнятными заявлениями,
что позволило журналистам фантазировать в свое удовольствие. Я уяснила одно:
трупов по-прежнему три, далее темный лес, который остается темным в интересах
следствия. Я порадовалась, что сижу на даче, а еще тому, что на вольных хлебах
и все это меня по большому счету не касается.
Моя любовь к природе никогда не отличалась длительностью, да
и совесть все же меня беспокоила. На четвертый день я вернулась домой.
Автоответчик был забит сообщениями от самых разных людей, голосовая почта на
мобильном тоже. Больше всех старался Вешняков, последние сообщения от него были
короткими и состояли исключительно из нецензурных выражений.
Я поехала к Вешнякову, взяв с собой Сашку. Хороший человек
при собаке поносить меня последними словами не должен, а Вешняков хороший
человек, в это я свято верила, хоть сейчас он и злой.
Я вежливо постучала и заглянула в кабинет, услышав
отрывистое «да». Вешняков с разнесчастным видом сидел за столом; заваленным
бумагами.
– Явилась, – буркнул он. Я вошла и с сиротским
видом устроилась на краешке стула, держа сумку с Сашкой на коленях. Тот робко
тявкнул, приветствуя Вешнякова. Артем приподнялся и, перегнувшись через стол,
погладил мою собаку, из чего я заключила, что не все человеческие чувства его
покинули. – Убил бы твою хозяйку, – счел нужным пожаловаться
Вешняков. – Да тебя сиротить не хочется.
– Ты уж поаккуратней, – закивала я. – Ближе,
чем ты, у собачки никого нет, придется усыновлять. А, говоря между нами, он
довольно вредный.
– Есть в кого, – съязвил Вешняков.
– Как дела не спрашиваю, телик смотрела.
– Куда слиняла? – хмыкнул он.
– На дачу.
– Правильно, я бы тоже слинял. А дела хреновые.
Общественность в шоке, теперь вынь да положь убийц.
А у нас что? У нас только твоя интуиция. Ох, сколько крови
она мне попортила. Душу вынули анонимным телефонным звонком. Знал ведь, что
нельзя тебя слушать. С законом шутки плохи: так и вышло, три слоя стружки с
меня сняли. Знаешь, чем мы сейчас заняты: всем скопом ищем звонившего. Чего ты
рожу кривишь?
Я серьезно. Единственная зацепка. Логика проста: звонивший
знал о преступлении, следовательно, и о преступниках ему должно быть что-то
известно.
– Сочувствую, – кивнула я.
– Совести у тебя нет, – обиделся Артем. – Как
свяжешься с тобой, так одни неприятности на мою голову. Скажи честно: это
правда интуиция или все-таки что-то было?
– Было. Вещий сон.
– И никаких намеков от граждан во плоти?
– Я говорила с теми же людьми, что и ты. И ничего
нового от них я не услышала. Новости есть?
– Воз и маленькая тележка. Только... – Артем
замолчал, вздохнул, с тоской глядя на меня, и продолжил:
– Если хочешь знать мое мнение – дело дохлое.
Очередной «висяк». А раз по телику только и болтают о
трупах, нам шею намылят, да что толку? Выговор в поимке убийц не особо
помогает.
– А чего так пессимистично?
– Пессимистично потому, что реальных зацепок нет.
Поначалу начальство руками размахивало и всех арестовать грозилось, от Ковтана
до последнего рабочего. Но очухались и ограничились подпиской о невыезде.
