В недобрый час возник он в моей жизни, мои руки еще противно
дрожали, да и общее состояние было на троечку. В результате я немного
поупражнялась в русском языке. Дядька нахмурился и сказал:
– Хулиганка, я сейчас милицию вызову. – И поспешно
исчез.
Положительным в этом было то, что он напомнил о милиции. Я
позвонила Вешнякову. Тот прибыл в рекордно короткие сроки и, увидев меня
сидящей на капоте машины, с облегчением вздохнул.
– Тачке морду поцарапала, а так ничего, – заметил
он со вздохом, приглядываясь ко мне.
Часа через три мы сидели в баре, где к нам присоединился
Лялин.
– Ну, рассказывай, – хмуро бросил Олег. Я
скривилась и пожала плечами. Рассказывать стал Артем. – Да, умение не
пропьешь, – выслушав его, заметил Лялин, имея в виду мои водительские
таланты, но его шутку не оценили, и он добавил:
– В рубашке родилась. Теперь давай подумаем, кого и где
ты умудрилась зацепить.
Думали мы долго, сначала с пивом, а потом и с водкой, но и
она не внесла ясности.
– Одно хорошо, – порадовал нас Артем, –
убийца скорее всего дилетант. А дилетанта мы найдем, – и добавил под
нашими насмешливыми взглядами:
– Если повезет.
Такая самокритичность внушала уважение. Мы еще выпили и
разъехались по домам, причем Лялин сопроводил меня до дверей квартиры, а на
прощание заявил:
– Придется моим ребятам за тобой присмотреть.
– Не надо.
– Надо. Тебя пасли и, убедившись, что ты проявляешь
любопытство к чужой собственности, не торопясь покопались в машине Кто-то
приглядывает за тобой, а мы приглядимся к нему.
Лялин чмокнул меня в нос и ушел, а я, устроившись с Сашкой
перед телевизором, задумалась. Кто мог решить, что я для него опасна? Конечно,
первым на ум приходил Кондаревский, но Артем эту идею отмел сразу, и Лялин,
подумав, согласился с ним. Уже не четыре свидетеля, а восемь утверждали, что в
ночь убийства проститутки Кондаревский был в ночном клубе. Лялин склонялся к
мысли, что я умудрилась увидеть или услышать нечто, представлявшееся опасным
для тех, кто спрятал трупы в опоре моста. Жаль, что сама я об этом понятия не
имею.
Я отправилась спать, а с утра вновь поехала на Речную.
Внутренний голос упорно шептал мне, что, вопреки мнению моих друзей,
Кондаревским стоит заняться.
Город в шоке от найденных в опорах трупах, оттого все силы
милиции брошены на поиски убийц, а про смерть проститутки все уже забыли,
значит, этим мне и стоит заняться.
«Феррари» отогнали в автосервис, и на Речную я прибыла на
такси и без Сашки. Господь был явно расположен ко мне в то утро, потому что
буквально через несколько минут мое упрямство было вознаграждено. Я позвонила в
дом под номером тридцать девять, где мне, как и вчера, не открыли из-за
отсутствия хозяев, а потом перешла к тридцать восьмому, где меня и ждал
сюрприз. Я давила на кнопку звонка, когда сзади ко мне подошла пышнотелая дама
неопределенного возраста с фиолетовыми волосами и сурово спросила:
– Вам чего?
Дама была принята мною за домработницу. Я расплылась в
широчайшей улыбке и полезла за удостоверением, но тут она хлопнула в ладоши,
поставив вместительную сумку на землю, и радостно возвестила:
– Ольга Сергеевна, я вас не признала.
Я глупо улыбалась, пытаясь сообразить: эта дама меня где-то
видела или мы с ней лично знакомы.
– Я Софья Ивановна, мама Люды Гришиной.
Теперь я, конечно, вспомнила ее. Люда Гришина работала на
местном радио. По долгу службы мы с ней некогда встречались довольно часто, а
потом и подружились. Несколько раз я была у нее на даче, где и познакомилась с
ее мамой, которая в настоящий момент стояла передо мной.
– Вы что же, здесь живете? – спросила я, очень в
этом сомневаясь, особо обеспеченной Людка вроде не была.
– Да я тут в прислугах, – весело ответила Софья
Ивановна. – В домработницах. Заходите, чаю попьем, хозяев нет.
От ее предложения я не отказалась, и через несколько минут
мы пили чай на веранде. Вокруг благоухали цветы в огромных горшках, здесь
по-прежнему царило лето, и я завистливо вздохнула:
– Красота... – Что и послужило началом нашей
беседы на интересующую меня тему.
– Это точно. Садовник у них золотой, Петр Петрович, все
лето тут копался, еще две девчонки приходят, дизайнеры. Хозяйка цветы любит.
– А где сейчас хозяева, на работе?
– В отпуск уехали, к дочери в Америку. Она там в
университете учится, а я здесь с четырьмя котами. Их кормить надо и выпускать
гулять. Вот каждый день и прихожу на полдня.
– Давно вы у них работаете?
– Да уж года полтора. Я раньше у Кондаревских работала,
вон дом напротив. Очень мне тамошняя хозяйка нравилась, Людмила Сергеевна,
хороший человек, порядочный, сроду ни о ком дурного слова не скажет.
Только болеет очень. С мужем вдвоем живут, а домина сами
видите какой, ну и решили продавать. А квартира у них далековато, не очень
удобно мне туда ездить. Да и, сказать правду, с супругом ее мы не больно-то
ладили. А сама Людмила Сергеевна в последнее время все по больницам да
санаториям... Тут еще теперешние хозяева уговаривать стали перейти к ним, я и
согласилась.
Вот примерно в тот момент я и почувствовала, что мне
повезет. Правда, я еще не знала как, оттого и не лезла с вопросами, боясь
спугнуть удачу.
– А знаете, Софья Ивановна, я ведь здесь как раз для
того, чтобы поговорить о Кондаревском, – улыбнулась я.
– Со мной?
– Не только. Я вчера по всем домам прошлась.
– Вот оно что... Мне Руфа звонила, она в двадцать пятом
доме убирает, рассказывала, что милиция Кондаревским интересовалась. Так вы
теперь в милиции?
– Я на своем прежнем месте, а милиции помогаю в меру
сил.
Будучи женщиной мудрой, уточнять что-либо она не стала.
– Что вам сказать про Кондаревского?.. Еще чаю?
Так вот, человек он... скользкий какой-то. Вроде и не-,
плохой, а есть в нем что-то... к тому же бабник. И тянет его все на
молоденьких. Ко мне однажды на работу племянница зашла, так не поверите, он с
ней заигрывал, в ресторан звал, а девчонке семнадцать лет, и за стеной жена
больная. Конечно, мужчину понять можно, Людмила Сергеевна болеет, и живут они
хоть вместе, но все равно врозь, точно чужие, но ведь есть же приличия
какие-нибудь... Нашел бы себе женщину да ездил к ней, когда неймется, а он ни
одной юбки не пропустит.
